Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

– Ждем! Ждем! – еще не веря в такую удачу, говорили русские офицеры-артиллеристы, нервно глядя в подзорные трубы.

Это был редкая ситуация, когда старшим офицерам двух военных станов не надо было испрашивать у высшего начальства начинать битву или нет – все и так было ясно!

ФОРТУНА!

Одним из первых, – в первой же линии с семнадцатым уланским полком, пока еще державшим пики вертикально, – летел на отнятые у турков редуты и сам бригадир Кардиган на черном скакуне Рональде. Граф справедливо решил, что честь не позволит ему укрыться за спинами своих кавалеристов. Да и не укрыться тут было никому! Он уже готов был услышать первый перекрестный залп русских пушек и принять смерть, дай бог, чтобы скорую! Слева от него летел и капитан Нолэн, привезший «черную» весть от лорда Раглана.

Когда они были в самой середине котла, Кардиган выхватил из ножен палаш и громко скомандовал:

– Сабли наголо! Пики вперед!

Перекличка капитанов пошла по рядам, и тут же опустились длинные копья улан, с ледяным стальным звуком вылетели палаши английских кавалеристов – драгун и гусар – из ножен.

А в рядах русских артиллеристов, у растянувшихся батарей, уже дымились запалы. Но офицеры все еще твердили: «Ждать, родимые, ждать!..»

Но ждать оставалось считанные секунды…

И вот котел закипел – стремительно и страшно! Первыми не выдержали бывшие турецкие бастионы, не на шутку испуганные вырастающей перед ними лавиной англичан, готовой смести все на своем пути, вслед за ними начали палить орудия с подножия Федюкиных высот, и уже потом – пушки Кадыкиойя. Земля задрожала: перекрестный огонь, которого ждал граф Кардиган, обрушился со всем ожесточением на бригаду легкой кавалерии. По жестокой иронии судьбы первым погибшим англичанином оказался капитан и военный писатель Нолэн – осколком снаряда ему разорвало грудь и выбросило из седла. В будущем эта смерть окажется очень выгодной лорду Раглану и его штабисту – генералу Эйри: в один голос они станут утверждать, что капитан Нолэн забыл добавить от себя к записке, посылающей на смерть отпрысков первых аристократов Англии: «Атаковать русские батареи, если возможно». Но рассуждать об этом было уже поздно и бесполезно: ад для англичан разверзся! Вначале били снарядами – они тяжело и страшно рвались у конских ног, разрывая тела животных и людей, разметая их в стороны. Падающие кони давили всадников, кровавая конская требуха разлетались по каменисто-песчаной крымской земле, в кровавой жиже ползали и стонали первые умирающие гвардейцы.

Уланы семнадцатого полка, ставшие первой линией нападавших, поймали свою удачу – они миновали фланговую бомбежку с Кадыкиойя и подножия Федюкиных вершин – проскочили-таки! – и открылись только бывшим турецким редутам, стоявшим к ним во фронт. «Вперед, Мертвые головы, вперед!» – ревели уланы боевой клич своего полка. Всем – и англичанам, и французам, и русским, – запомнился сержант Талбот, потомок древнего аристократа Джона Талбота, еще с Генрихом Пятым ходившего на французов в Столетней войне. Пушечным ядром ему снесло голову – фонтан крови бил из открытой шеи, поливая других, скачущих за ним, англичан, и суровую крымскую землю. Но обезглавленный сержант все еще несся с саблей в руке, отчего-то не выпуская ее, сжав воистину мертвой хваткой, пока новый залп не разорвал и его лошадь, и его уже неживое и без того изуродованное тело.

«Картечью! Картечью!» – неслось в рядах русских артиллеристов на бывших турецких бастионах.

А 17-й уланский полк, поредев лишь наполовину, все рвался и рвался вперед – ближе и ближе к русским. Сюда, к отвоеванному рубежу, уже скоро подходили пехотные роты и спешила кавалерия – стоило укрепиться, дать отпор бешеным англичанам. Не дай-то бог прорвутся!

А фланговая артиллерийская атака все продолжала и продолжала свою мясорубку – в фарш перемалывать ряды противника, даже не думавшего развернуть коней. Точно они уже были мертвы, стали призраками, эти родовитые англичане, что неслись вперед – на русские редуты. Много позже английский поэт лорд Альфред Теннеси, предок которого погиб в том сражении 13 октября, напишет знаменитое стихотворение, посвященное Балаклаве. Оно так и назовется: «Атака легкой кавалерии».

Там будут такие строки: «Пушки справа от них, пушки слева от них, пушки с фронта на них! Залпы, пламя и дым, крик и чад! Но под градом свинца и картечи, точно львы, несмотря на увечья, смерть презрев, оказались у врат, – подгоняемы роком, как в вечность, ворвались те шестьсот в этот ад!».

Котел битвы кипел неистово! Русские успели ударить картечью по 17-му уланскому полку, проредив его строй, но тем яростнее летели вперед англичане. Их уже ничто не могло остановить – остановить живых! Лорд Кардиган, у которого не осталось в груди никаких чувств, кроме бешенства и гнева, вытянув руку с палашом вперед, уже различал не на шутку встревоженные лица русских артиллеристов…

Шесть сотен 1-го Уральского казачьего полка дрогнули: из-за клубов пыли противник показался им куда более многочисленным! К тому же казаки распознали в противнике дьявольскую ярость без крупицы страха в сердце. Не выдержав, часть казаков повернула коней и бросилась прочь от позиций. Другая – выставила копья вперед, уже готовая принять сокрушительный удар. Но эти живые пока еще мертвецы, точно не заметив их, пронеслись мимо – в сторону редутов и артиллерии, которую им так легкомысленно приказали отбить.

Теперь это был принцип, а разве принцип не стоит жизни?

Лорд Раглан, не выпуская из единственной левой руки подзорную трубу, стоял неподвижно, точно окаменел. Он весь сжался, стал бледен и жалок. И были похожи на него офицеры его штаба. Раглан уже понимал всю катастрофу происходящего и теперь, наблюдая за избиением легкой кавалерии, строил планы того, как ему оправдаться перед Парламентом и короной. А на французских позициях генерал Боске отвел подзорную трубу от глаз и громко сказал офицерам штаба ставшую позже знаменитой фразу: «Это великолепно, но так не воюют! Это – безумие!» Бледный и растерянный, в свой стан прибыл генерал Канробер, нынешний главнокомандующий экспедиционным корпусом, и тотчас же вызвал к себе Пьера Боске.

– Вы можете спасти ситуацию, мсье? – спросил Канробер у бригадного генерала. – Это все Раглан – бездарный Раглан! – но мне жаль этих бедняг!..

– Дайте мне два егерских полка и я помогу этим храбрецам… и безумцам, – ответил Боске.

– Берите столько людей, сколько вам будет нужно, – кивнул Канробер. – Спасите хоть кого-нибудь из них! Я верю в вас, генерал! – добавил он вслед уже выбегавшему из шатра Боске, придерживающему у бедра саблю.

Через пять минут, давно готовые вступить в битву, два конных французских егерских полка сорвались с места и понеслись в сторону кровавой бойни, за ними следовали пехотные французские полки. И туда же спешила тяжелая кавалерия англичан – драгуны и гусары: Раглан поддался уговорам своего штаба спасти легкую кавалерию!

Лишь полсотни кавалеристов из 17-го уланского полка остались в живых – они и достигли батареи, накануне отнятой русскими у турок, но этот прорыв через ворота смерти и через ад лишил многих русских уверенности в своих силах. Англичане врезались в ряды русских гусар раскаленным клинком – и сумели яростью обратить часть из них в бегство. В чаду и ужасе битвы лорд Кардиган пронесся мимо русских гусар и влетел глубоко в ряды казаков, никак не ожидавших такого внезапного нападения. Он полоснул одного из них, другого, получил удар копьем в ногу и под крики: «Лови аглицкого офицера! Держи лиса! Хватай паскуду!» повернул коня Рональда и стремглав поскакал назад – через отступающих в замешательстве русских гусар. А конь его был хорош! И лорд Кардиган, молнией вылетев назад, выжил вновь!