Убей-городок - Евгений Васильевич Шалашов

страны, наравне с Ростовом-на-Дону или Одессой. А что удивительного? В начале двадцатого века Череповец был обычным провинциальным городом, не сильно отличавшимся от Белозерска скажем, или Устюжны. А потом пришла железная дорога, поспособствовавшая благополучию Череповца. А в тридцатые годы партия и правительство решили строить у нас металлургический завод. Решение, надо сказать, очень неординарное, потому что раньше подобные предприятия ставили либо рядом с каменным углем, либо с залежами металла. А у нас порешили строить Череповецкий металлургический завод на пересечении транспортных путей — железной дороги и реки Шексна, превращенной в участок Волго-Балтийского канала.

Еще в сороковом году стали готовить площадки, заодно «запустили» Рыбинское водохранилище, но планам помешала война. Возобновили строительство ЧМЗ в сорок седьмом, для чего сюда начали присылать инженеров, мастеров и простых рабочих. Но если со специалистами все понятно — брали из тех городов, где имелись подобные заводы, то рабочих брали отовсюду — из Вологодской области, а еще и со всей бескрайней страны. И население бывшего провинциального городишки резко «скакнуло», обогнав даже областную столицу. Вот и получается, что на строительство завода ехали и романтики, и бывшие заключенные.

Если в сорок восьмом году в Череповце насчитывалось тридцать пять тысяч человек, то в пятьдесят пятом их стало под восемьдесят тысяч, а в семидесятые, сколько помню, двести тридцать.

А рабочих рук все равно не хватает, поэтому в моем городе и появились первые «спецкомендатуры». Сейчас их аж восемь штук, где пребывает почти десять тысяч человек из числа «условно освобожденных» и "условно осужденных"[2].

Категория " условно освобожденных" формировалась из тех, кто в местах лишения свободы зарекомендовал себя с положительной стороны и заслужил более лучших условий. Спецкомендатура была нечто средним между рабочим общежитием и тюрьмой: решетки на окнах, контроль при входе и выходе, обыски. Но, при распределении на работу «условников», конвоя, как в тюрьме, не было. В свободное время они могли находиться в городе. Большая часть обитателей спецкомендатур трудились над возведением химзавода, поэтому их стали называть «химиками». Этот термин получил распространение не только в Череповце, но и во всей необъятной стране, где спецкомендатур было великое множество. Среди спецконтингента имелось немало нарушителей режима, которые старались убежать в город, где совершали преступления.

[1] Ничего удивительного. Песни Высоцкого в советском прокате были выброшены из фильма и восстановлены во времена Перестройки.

[2]Попасть в категорию «условно осужденных» было легко и просто. После выхода в свет Постановления Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с хулиганством» 1966 г. к уголовной ответственности привлекались те, кто имел два административных взыскания за «мелкое хулиганство». Если учесть, что подобные правонарушения (например — ненормативная лексика в общественном месте) совершаются сплошь и рядом, то можно себе представить, сколько людей можно отправить на скамью подсудимых.

Глава пятая. Служебная проверка

Вот уже одна неделя прошла, пошла вторая. Васю Ламова выписали, его кровать пока пустовала. Я уже передвигался на своих ногах, но пока осторожно. Все имеющиеся газеты зачитал до дыр, а еще осилил книжку, оставленную Ламовым в наследство. А может, этот замусоленный томик лежит тут давно?

Книга называлась «Ханидо и Халерха», автор — Семен Курилов. Рассказывалось о жизни народов Крайнего Севера — якутов, чукчей и юкагиров. Удивительно, но я зачитался. Тут вам и описание обычаев, и жизни людей, о которых я почти ничего не знаю. Ну, разве что — о чукчах, из анекдотов. А ведь имелись сомнения — что я стану читать в этой реальности? Оказывается, можно и здесь отыскать приличных авторов и интересные книги. Нужно только быть внимательным.

Ко мне пару раз заглядывал дядя Петя, приносил передачи — домашние пирожки с яйцом и сладкие крендельки. Еще притащил штаны и рубашку, а то если выпишут, так и домой идти не в чем. В моем холостяцком хозяйстве гражданской одежды не завались. Четыре рубашки, да двое штанов — одни, купленные еще до армии, были немного тесноваты, а вторые, приобретенные уже здесь, в которых я как раз и вышел погулять.

Прочие сослуживцы тоже заходили, но раза два, не больше. Но я на них не был в обиде. Напротив, сейчас каждое знакомое или малознакомое лицо представляло настоящую пытку. Пытался вспомнить — где я его видел, как зовут, и что с ним сталось? Вон, на днях к дяде Феде забегал племянник.

— Андрюшка — студент, на второй курс института перешел, — с гордостью сказал дядя Федя. — Учителем физики и математики будет, детишек станет учить.

Племянник только покивал, тряхнув длинными волосами, да улыбнулся в едва отрастающие усики. А меня в тот момент словно бы резануло.

Увы, не станет племянник дяди Феди учителем, не будет детишек учить. Не успеет. Погибнет в восемьдесят первом году, в Афганистане, а посмертно парня наградят орденом «Красной Звезды». А узнал я его потому, что в последние годы приходится часто хоронить своих коллег, а на старом кладбище есть «Мемориальная аллея героев», погибших в горячих точках. На памятнике племянник дяди Феди чуть постарше, волосы покороче, но все равно — узнать можно.

Гнал от себя эти мысли, но появления Андрея, который в этой реальности еще жив, опять заставили вспомнить... Да, в семьдесят шестом году еще живы и отец, и мать. Надо бы к ним гости съездить, но боюсь. В прошлый раз, когда меня подрезали и я явился, слез было, переживаний! Может, не стоит пока и ехать? Вылечусь, тогда и смотаюсь, а им пока лучше ничего не знать. А может, им вообще не стоит говорить о ранении? В отпуск не выберусь, в баньке с отцом не попарюсь, чтобы шрам не увидел. Ну, потом-то все расскажу, но это потом.

Как же такое осознать, что тут они живы, им еще и пятидесяти нет, но, в то же время, для меня они уже умерли, и лежат теперь рядом на деревенском кладбище?

Задумавшись, не сразу осознал, что рядом с моей кроватью появился некто.

— Н-ну, рассказывай Воронцов, как там дело было? — покровительственно улыбнулся мне товарищ в милицейской