Горькая звезда - Владимир Контровский

Отбросив недобрые мысли о прошлом, князь обратил взор в ближайшее будущее. Для свенов и данов он пока еще конунг, удачливый предводитель разбойничьих набегов. Для ромеев — архонт, вождь варварского народа, угрожающего имперским фемам и имперской торговле. Для живущих в лесах славян — берущий дань воитель, не хуже и не лучше тех же хазар, меньшее из многих зол. Но не пройдет и нескольких лет, как для ромеев, варягов, славян и даже для правителей далекого Запада он, свойственник ромейского императора, назовется кесарем Василием, стоящим во главе обустроенной единой державы, а его дети, в жилах у которых будет течь бесценная кровь константинопольских базилевсов, по происхождению и могуществу станут первыми среди равных в христианском мире.

Князь оторвался от приятных мечтаний, когда отряд вышел к берегам говорливой и своенравной речки Глыбочицы, за которой угрюмо чернела непроходимая Почайнинская чаща, главная нынешняя забота князя.

Киев исстари город вольный. Здесь каждый может исповедовать свою веру: помимо десятков больших и малых капищ имеется и греческая церковка, и небольшая мечеть, и даже оставшийся со времен хазарского владычества иудейский молитвенный дом. Есть здесь и латинская церковь, и даже маленькая община персидских купцов-несторианцев. Но большая часть горожан — язычники. И едва ли не все они, помимо родовых и семейных богов, непременно приносят жертвы покровителю города — Велесу. И вот именно там, в глубине Почайнинской чащи, за плотной стеной деревьев, меж которых теснятся колючие кусты ежевики, стоит почитаемое Велесово капище, камень преткновения для всех христианских проповедников.

Все дело в том, что Киев — град особенный. В отличие от Новгорода, Булгара и даже Херсонеса он напитан древними поверьями и какой-то необычной, волшебной силой, благодаря которой здешние ремесла процветают, словно этот затерянный в лесах форпост и впрямь находится под опекой одного из могущественных языческих богов, посвящающего здешних жителей в недоступные простым смертным секреты. В горшках, сделанных мастерами Глыбочицкой слободы, вода сохраняет прохладу в жару и никогда не тухнет. Стеклянные бусы, непременное украшение любой киевлянки, привозимые раньше из Константинополя, делают теперь здесь намного лучше, чем в армянских кварталах ромейской столицы, и нет мягче сафьяна, чем тот, что выделан искусниками с Кожемяцкого ручья.

Ромеи и их священники, тыча пальцем в Библию, где первой заповедью Моисеевой прописано: «Не сотвори себе кумира», постоянно требуют, чтобы князь все языческие капища уничтожил, а волхвов разогнал. Но горожане уверены, что им покровительствует сам Велес, потому его жрецы — люди очень влиятельные, и ссориться с ними князю нельзя никак.

Царьградских волхвов Владимир начал привечать недавно. Привез их с собой из похода на Херсонес и, как новокрещенный, приказал устроить обряд «убиения» своего родового бога Перуна. Тяжелую колоду из столетнего дуба, указанного ведунами и срубленного в первую новолунную ночь после осеннего равноденствия, привязали к коням, прилюдно отволокли к Днепру, под стоны специально назначенных плакальщиков избивая по дороге железными прутьями, и сплавили по реке. Обряд этот для местных жителей был привычным и понятным — его проводили, сменяя по тем или иным причинам бога-покровителя, не только здешние поляне и кривичи, но и пришлые норманны, а любой дан верит, что бог, уплывший, словно ладья с погребенным викингом, непременно попадает в Валгаллу. Однако греки что послы-соглядатаи и прикатившие в обозе корсунские священники, ничего не понимали в чуждых для них верованиях и приняли все действо за чистую монету.

Казалось бы, сделано дело, но нет. Теперь требуют греки, чтобы он, Владимир, вслед за своей княжьей кумирней разорил и Велесово капище в Почайнинской чаще, о чем ему прямо сказал странный и очень опасный (это чувствовалось) человек, прибывший вчера в Киев в свите византийской принцессы. Он сразу не понравился князю уже одним своим внешним видом. Яйцевидная голова, тонкие злые губы, мясистый нос, к которому сходятся домиком глубоко посаженные близорукие глаза, большие уши с длинными, словно серьги, мочками и оттопыренными верхушками выдавали в нем представителя одного из многочисленных и не слишком воинственных восточных племен, но слова, которые он произносил вяловатым блеющим голосом, таили явственную и почти неприкрытую угрозу. «Я и шестеро моих помощников, уважаемый князь, прибыли сюда для того, чтобы во славу Христа уничтожить капище Велеса. Велес — языческий бог торговли, изображаемый в виде быка, а ведь Святое писание ясно говорит о том, что все поклоняющиеся Золотому Тельцу будут страшно наказаны истинным Богом. Нужно убить жрецов Велеса и расколоть тот камень, который они прячут в своей чащобе…»

На нелепое требование князь ответил туманно. Мол, вот на днях покрестим киевлян, потом свадьбу с Анной на Горе отгуляем и только после этого одно за другим начнем капища разрушать… То, что Почайнинскую чащу он трогать и в мыслях не имеет, князь опасному человеку не сказал. У тонкогубого ушастика свои дела и свои приказы, пусть сам их и выполняет, ибо ему, князю, после такого святотатства не удержать киевлян от бунта.

…К тому времени, когда Владимир обдумал все предстоящие дела и принял окончательное решение, за урочищем Желань загорбились кабаньими спинами камышовые крыши подольского предместья.

* * *

Зачиняй, гончар из Глыбочицкой слободы, невесело поглядел на дружинников, оцепивших толпу горожан частым охотным загоном, и торкнул воду босой ногой. Вода, в которую предстояло залезть для совершения нового обряда, была прохладной, хотя, конечно, не ледяной, как в весенние игрища на купальские проводы Мары.

О новой затее Владимира глашатаи раскричали еще со вчера. Мол, все от мала до велика, кто живет в слободах окрест Киевского детинца, должны назавтра поутру собраться под Боричевым взвозом, чтобы поклониться новому княжьему богу. Про греческий обычай водяного крещенья Зачиняй, по всегдашней своей дотошности, сразу же распытал соседа, Ломка Кожемяку, — тот вслед за своим отцом, не единожды бывавшим в Царьграде, молился Христосу и вместе с другими обитателями заможной гончарно-кожемяцкой слободы ходил в особый дом, отстроенный греческими волхвами в городском предместье и рекомый Ильиным храмом.

Самым тяжким для приятеля оказался вопрос о числе греческих богов. Кожемяка сперва пробовал повторять наизусть какие-то то ли заговоры, то ли скоморошьи сказки, услышанные от греков, а когда два отрока из городской стражи уже сотрясали ворота, грозясь княжьим гневом всем, кто не пойдет на реку, помявшись, признался, что бог у них то ли один, то ли их три. И так, и эдак говорят в церкви, а им, простым христианам, ничего толком не понять, знай поклоны бей да опускай серебряную деньгу в особую кружку.

Еще узнал важное Зачиняй. Оказывается, греческие волхвы со своим богом-богами простому люду говорить не дозволяют, а все через себя норовят передать. Жертвенные подношения, не чинясь, забирают и едят, а просьбы к Богу пишут за мзду на кусочках бересты и сами относят в свое капище.

Трудно было уразуметь Зачиняю, как это можно молиться, собравшись скопом и забившись в четыре стены? Праздники, гульбища, проводы Ярилы, Купальский день, Маслена — это понятно, они справляются всем миром. А вот тайный разговор со своим родовым богом-покровителем искони был у полян делом особым, прочих людей не касающимся.