Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Среди сотрудников СИМ были и безусловно преданные партийцы, и властолюбцы – ее бесспорная власть привлекала в ее ряды всевозможных авантюристов. Организация создавала свою сеть агентов при помощи подкупа и шантажа, им удалось внедриться даже в сугубо антикоммунистические формирования, что стало следствием контроля над переходами с должности на должность и над повышениями в звании. Так, подкупленный 19-летний стрелок из 119-й бригады мигом превратился в главу СИМ целого соединения, имевшего больше власти казнить и миловать, чем его командир[748].

Из-за уничтожения архивов трудно точно назвать численность агентов СИМ: говорили, что только в Мадриде их набралось 6 тысяч, и на их жалованье официально расходовалось 22 млн песет. Ее шесть военных и пять гражданских отделов, в том числе «бригада Z», держали под наблюдением все стороны жизни: ее агенты присутствовали в каждом районе, в каждом подразделении[749]. Больше всего страха внушала «особая бригада», занимавшаяся допросами, – когда чудовищные слухи о деятельности бригады просочились за рубеж, она просто изменила название. Правительство утверждало, что СИМ распущена, в действительности же число ее жертв только выросло: это были «перебежавшие к неприятелю» (эвфемизм, применявшийся к гибели под пытками и к тайным казням). Она работала с сетью агентов-«невидимок» на фронте и в тылу[750].

В центральном регионе СИМ пользовалась секретными по большей части тюрьмами, раньше принадлежавшими DEDIDE. Первой служил религиозный колледж Сан-Лоренсо, где держали 200 подозреваемых. Второй – «рабочий лагерь № 1» в Куэнке. Те, кому выпало через них пройти, дружно рассказывают о побоях, использовании пыток холодом и голодом для вырывания признаний, карцерах «ледник» и «холодильник», где голые заключенные находились по колено в воде или обдавались ледяной водой в зимние месяцы[751].

В Барселоне у СИМ было две главных тюрьмы: на улице Сарагосы и в Seminario Consiliar, хотя использовались также и «Ангельские врата», где летом 1937 года томилось 300 узников, «маслобойня Нестле», отель «Колумб», тюрьма на улице Вальмахор и другие. Мастера допросов трудились не покладая рук, вырывая признания, способные стать подтверждением их теории заговора. В сентябре 1937 года органы безопасности Барселоны докладывали о разоблачении «шпионской организации разветвленнее мадридской, которую якобы тоже организовали каталонские троцкисты. Ее опознавательными знаками были буквы TS, у каждого агента был индивидуальный номер. Документы, найденные в матрасе у одного из членов организации, показывают, что банда совершила несколько актов саботажа и готовила покушения на руководителей Народного фронта и республиканской армии». Далее приводился список республиканских лидеров, которых намечалось убить для получения поддержки со стороны некоммунистических министров[752].

Под управлением НКВД СИМ совершала бесчеловечные зверства: эксплуатируя и преувеличивая их, националисты создали чудовищную легенду. Несмотря на то что все документы уничтожены, устные свидетельства и разоблачения, сделанные Мануэлем де Ирухо и Пере Бош-Гимперой, не оставляют сомнений, что советские «специалисты» активно применяли свои «научные» методы допроса. Методы СИМ тоже эволюционировали: избиения резиновой трубой, пытки ледяной водой и кипятком ушли в прошлое. Были придуманы специальные полы камер с направленными наружу острыми краями кирпичей, чтобы голые заключенные испытывали постоянную боль. Для дезориентации и создания невыносимых условий использовали раздражители вроде скрежета металла, смены цветов, слепящего света и покатых полов. Если это не помогало или если следователи спешили, всегда можно было прибегнуть к «электрическому стулу» или к «шумовому ящику»: и то и другое могло быстро свести заключенного с ума.

Надежных оценок общего количества узников СИМ и относительных соотношений по районам и годам не существует, но можно не сомневаться, что республиканцев среди них было больше, чем националистов. Любой критик советской военной некомпетентности – например, иностранный летчик-доброволец – мог быть обвинен в измене, как и всякий идейно несогласный с коммунистами. Министр юстиции Мануэль де Ирухо в знак протеста подал 10 августа в отставку, хотя и остался в правительстве в качестве министра без портфеля. Многие другие видные республиканцы были возмущены всеми этими беззакониями, в первую очередь практикой СИМ. Но Негрин отвергал критику деятельности СИМ как вражескую пропаганду: только в 1949 году он признался в своей ошибке в интервью американскому журналисту Генри Бакли[753].

Коммунистам удивительно быстро удалось поставить под контроль правительство, бюрократию и машину общественного порядка, сохраняя при этом за собой, по требованию советской внешней политики, лишь два второстепенных министерских портфеля. Они постарались стать необходимыми для политиков-центристов, стремившихся вернуть государству силу и так вовлекшихся в этот процесс, что им стало уже не до протестов. Тем не менее острая реакция на всевластие коммунистов была неизбежна, особенно в армии.

Осенью 1937 года коммунистическая пропаганда громко славила прогресс Народной армии: улучшения на уровне подразделений и впрямь были налицо. Однако мало кто из командиров и работников штабов проявлял компетентность и тактическое чутье, организация снабжения оставалась коррумпированной и неэффективной. Самый значительный урон боевому духу наносили события в тылу. Предпочтение коммунистам в кадровой политике и вербовка в партию достигли таких масштабов, что офицеры регулярной армии, раньше поддерживавшие коммунистов, хватались за голову. Прието был потрясен, когда услышал, что раненым некоммунистам часто отказывают в медицинской помощи; батальонным командирам, отвергавшим предложения вступить в партию, недодавали боеприпасы, провиант, даже отказывали в пополнении. Зато те, кто соглашался, сразу видели, насколько полезно быть коммунистом. Их повышали в должности, начинали выделять в донесениях и славить в прессе.

С беспартийными офицерами даже на самых высоких постах отказывались сотрудничать – к примеру, полковнику Касадо в бытность командующим армией Андалусии не сообщали о расположении аэродромов и о наличии авиации на его фронте. Комиссары получали от своего партийного начальства целевые показатели по приему в партию и шли на все для их выполнения. Прието впоследствии рассказывал, что служивших в коммунистических подразделениях социалистов, отказывавшихся вступить в компартию, часто расстреливали по ложным обвинениям, вроде трусости или дезертирства. После сражения при Брунете 250 человек из дивизии Кампесино искали защиты в 14-й дивизии Меры из-за дурного обращения, которому они подверглись за свое нежелание стать коммунистами. Разгневанный Кампесино примчался в штаб Меры, но тот отказался вернуть ему людей. Генерал Миаха, хоть и состоял официально в КПИ, поддержал Меру в конфликте со своим однопартийцем.