От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон

— Еврей. Тоже очень хороший парень.

— А для чего нужно полицейское сопровождение в Кесарии?

— Видите ли, здесь все-таки глухая местность. Хотя, на мой взгляд, опасаться нечего. Здешние арабы отличные люди и никогда не создавали никаких проблем. Тем не менее вы первый европеец, пожелавший посетить Кесарию за последние три года. И я подумал, что будет спокойнее, если я сам пригляжу за вами.

Миниатюрные горные хребты, сложенные из золотого песка, тянутся вдоль всего палестинского побережья — от пограничного Рафаха почти до Хайфы. Дюны, протянувшиеся почти на сотню миль, образованы песком, принесенным из Египта и Синайской пустыни. Сэр Флиндерс Петри рассказывал мне об открытии, которое он сделал, исследуя местные дюны. Оказывается, в отдаленные времена данная местность представляла собой подобие Ривьеры: здесь стояли прибрежные города, окруженные пальмовыми рощами. Если бы удалось реализовать программу ирригации и озеленения, то наступление песков можно было остановить, и пустынная ныне местность вновь обрела бы прежний цветущий вид.

Пока же мои впечатления от поездки в Кесарию сводились больше к неприятным ощущениям: слепящее солнце, унылые изгороди из кактусов, тощие верблюды, бедуины, которые приводят к редким источникам огромные отары овец на водопой, а также нескончаемый скрип нашего допотопного экипажа, время от времени увязавшего в мягком песке.

Кесария располагается примерно в пяти милях от железнодорожной станции. Она по-прежнему носит древнее имя, хотя арабы предпочитают называть ее Кайзерией.

Первым признаком того, что мы приближаемся к Кесарии, стал голубой проблеск Средиземного моря на горизонте. Затем обозначилось некое подобие дороги, проложенной между стенами из коричневого камня. Ура, мы на верном пути! Местность вокруг была усеяна грубо обтесанными обломками песчаника, по виду напоминавшего окаменелую губку. До меня не сразу дошло, что это — остатки строений древней Кесарии. По пути нам встретилась маленькая арабская деревушка, откуда выскочила дюжина чумазых ребятишек. При виде нашей процессии они с громкими криками бросились врассыпную — будто увидели самого дьявола. Деревня представляла собой скопление крохотных домиков с плоскими крышами, кучи сараев и парочки непременных мечетей. В стороне, на песчаном пляже, виднелись полуразрушенные стены.

— Ну наконец-то прибыли, — сказал сержант. — Вот ваша Кесария.

Пока мы расседлывали и устраивали на отдых лошадей и мулов, вокруг собралось почти все население деревни — несколько сотен мужчин. Закутанные в чадру женщины толпились на крышах домов или боязливо выглядывали из приоткрытых дверей. Правящая верхушка Кесарии была представлена тремя молодыми стройными арабами, настолько похожими друг на друга, что я их различал лишь по одежде. Один из братьев был одет в рубашку и обычные брюки, на другом вместо брюк были бриджи для верховой езды, однако сапоги (как и любая другая обувь) отсутствовали. Третий радовал взгляд традиционной полосатой галабией. После обмена рукопожатиями братья объявили, что почтут за честь принять иностранного гостя в своем скромном жилище. Насколько я понял, нас приглашали на маленький семейный обед, который состоится в любое удобное для нас время. Мы отвечали в духе местной куртуазии: мол, почтем за честь. Ничто не доставит нам столько радости, как возможность воспользоваться гостеприимством любезных хозяев. После этого мы снова обменялись крепкими мужскими рукопожатиями и разошлись по своим делам.

Я отправился исследовать Кесарию. Вернее сказать, те несколько разрозненных поваленных камней, которые остались от некогда величественного города Римской империи. Великолепный порт, гордость Кесарии, превратился в каменистую бухту с каменным пирсом, торчавшим в отдалении. Прохаживаясь по побережью, мы набрели на руины римского театра, высеченного в скале. Скорее всего, это был небольшой одеон, от которого осталось лишь несколько закругленных рядов с сидениями. Римские колонны, которые, несомненно, когда-то стояли здесь, давно уже перекочевали во дворы арабской деревни.

Правительство Палестины учредило в Кесарии пост хранителя древностей. Таковым оказался сухопарый арабский старичок, который, водрузив очки на кончик носа, сосредоточенно изучал потрепанный экземпляр Корана. При виде гостей он с видимым усилием поднялся со своего кресла и медленно натянул на руку повязку, очевидно являвшуюся показателем официального статуса. После этого он отпер двери невзрачного сарая и предложил нам осмотреть экспозицию, включавшую набор побитых мраморных голов и несколько плит с полустершимися латинскими надписями.

Здешняя местность на многие мили усеяна мраморными осколками. Случалось, что в полях раскапывали целые колонны. Однако систематических археологических раскопок никогда не проводилось, что сильно затрудняет составление плана античного города.

По свидетельству Иосифа Флавия, Ирод Великий строил Кесарию в качестве главного порта своего царства и посвятил его Августу (что и отражено в названии города — города цезаря). Вообще, надо сказать, Ирод был великим мастером посвящений. Даже английские писатели георгианской эпохи — которые, по общепризнанному мнению, довели искусство лести до совершенства — по сравнению с Иродом Великим выглядят наивными детьми. За годы его правления в Палестине выросло множество новых городов, и каждому из них было заботливо выбрано имя — в честь того или иного члена императорской семьи. Строительство Кесарии длилось двенадцать лет, за это время она и вправду превратилась в великолепный порт и один из самых современных городов той эпохи. Установив огромные каменные глыбы на глубине в двадцать фатомов, строители создали внушительный волнолом шириной в двести футов. Спору нет — кесарийский порт представлял собой значительное достижение инженерной мысли, и все городские дороги вели к нему. Все главные дороги пересекали широкие параллельные проспекты, а система подземных ходов соединяла городские кварталы с портом.

Самые красивые здания города группировались вдоль набережной. На обращенной к морю платформе стоял величественный мраморный храм, который был виден всем кораблям, направлявшимся в Кесарию. В этом храме Ирод установил две статуи: одна из них была посвящена Риму, а вторая — непосредственно императору Августу, который, как известно, приравнивался к языческим богам. Самым же роскошным зданием в городе, естественно, был дворец Ирода Великого.

После смерти Ирода Кесария стала политической столицей римской провинции. Дворец Ирода превратился в резиденцию губернатора, которую последовательно занимали римские прокураторы, включая небезызвестного Понтия Пилата.

В ходе нашей прогулки мы достаточно далеко удалились от деревни и очутились в местности, где в окружении апельсиновых рощ стояли разрозненные фермы.

— А что, здесь совсем нет христиан? — спросил я у сержанта.

— Есть отец Иоанн, греческий священник.

В этот миг из-за пригорка показался всадник. Он восседал в арабском седле, а поводьями ему служил кусок веревки. На незнакомце были полосатые брюки, которые когда-то, в незапамятные времена, явно входили в комплект визитки. Серая рубаха распахнута у ворота, на ногах у всадника красовались турецкие шлепанцы, которые чудом удерживались в стременах. За спиной у него торчал дробовик. Однако самым замечательным в этом человеке было лицо — худое, смуглое, как у араба, с прямым носом, заставлявшим вспомнить древнегреческие скульптуры. Жесткая густая борода росла от самых губ. Волосы были собраны в огромный узел на затылке. Я уверен: если бы его распустить, волна волос доходила бы мужчине до пояса. Я застыл, пораженный столь необычным персонажем — мне он виделся странной смесью святого и разбойника.