Моя пятнадцатая сказка - Елена Свительская

Аой тоже молила меня поесть хоть чуть-чуть. Хотя бы ради нее, хотя бы в благодарность за всю ее преданность ко мне! Она плакала и грозилась, что сама перестанет есть. И вроде бы тоже перестала есть на второй день моего возвращения мои покои.

У меня сил не было уже, чтобы подойти к седзи и, чуть подтолкнув их, посмотреть в образовавшуюся щель на сад. Да мне и не хотелось смотреть на сад. Я только лежала в моей постели и много-много плакала.

Или я доведу себя до голодной смерти, или вымолю позволенье принять подстриг, чтоб до конца моей грустной жизни молиться о любимом. А не позволят мне — так я сама своевольно сбегу в ближайший монастырь и упрошу монахинь мне помочь. Да, мне ради этого придется снова есть и сколько-то времени копить силы, чтобы хватило на путь. Но я не хочу жить в этом суетном мире. Вообще не хочу жить!

Через два дня была церемония распределения должностей в столичных ведомостях. И слуги шептались, что мой молодой родственник получил ранг повыше, чем у него прежде был. Но какое мне было дело до него?.. У меня не было сил, чтобы радоваться чьим-то радостям.

Мне было так больно, словно сердце мое вырвали из моей груди, словно оторвали от меня кусок моей плоти. Неужели же мы больше с ним не увидимся?..

Через несколько дней отец велел насильно меня накормить. Слуги выволокли меня на улицу, а у меня не было сил, чтобы им сопротивляться. Хозяин усадьбы сам стоял и смотрел на все, сердито постукивая веером по своей руке. Грозился слугам их до смерти избить и всех их домочадцев до смерти избить, если они не смогут накормить меня.

Я вырывалась и плакала. Даже самые жестокосердные слуги, смотря на меня, начинали плакать. Но они больше боялись за своих родных, чем жалели меня.

Я боролась против каждого кусочка пищи, сражалась с жизнью, которая стала мне не нужна. Молилась, чтоб боги сжалились надо мной и отобрали мою жизнь или помогли стать монахиней.

Они долго мучили меня, прежде чем уйти. И все-таки вынудили меня поесть риса, мяса и овощей. Я ненавидела слуг. Я ненавидела своего отца. Лежала потом в своей постели и долго-долго плакала.

Эти пытки повторились на следующий день. И два раза в день слуги мучили меня по приказу нашего господина, вынуждая меня есть. Отец или мой старший брат, сын госпожи из Северных покоев стояли и смотрели на то, а иногда они вдвоем.

И мою кормилицу били, когда я ночью пыталась убежать из усадьбы. До крови били. Водой окатывали и снова били. Пока она уже не перестала приходить в сознание совсем. И тогда я поклялась, что буду есть сама, каждый день, только бы они оставили ее. И клялась есть трижды в день и пить отвар лекарственный, если лекаря позовут позаботиться о ней.

Прошло три страшных дня, прежде чем моя верная Аой смогла прийти ко мне. Она хромала. Бледная, болезненная. Добрая женщина просила у меня прощенья, что не смогла умереть быстро, а я была вынуждена продать свое желание в обмен на ее жизнь. И мы обе плакали, обнявшись. Долго-долго плакали, проклиная несчастную нашу судьбу.

А потом моя верная служанка тихо сказала, чтобы я не смела чувствовать себя виноватой перед нею. Потому что это она мне приносила письма от моего возлюбленного, потому что это она провела его ночью ко мне. И ее бы все равно наказали за то, может даже, забив до смерти. Просто отец решил повременить с наказаньем и избить ее у меня на глазах, чтобы заставить меня есть. Он надеялся, что я не смогу забыть, что она моя кормилица и няня, не смогу забыть те годы, что мы провели вдвоем в родной моей усадьбе.

— Я не хотела стать причиной ваших страданий, моя госпожа! — Аой снова разрыдалась, — Я просто подумала, что вы не слишком-то и стремитесь отправиться служить во дворце и даже не желаете стать наложницей наследного принца. У принца много женщин, а станет еще больше, если он будет следующим императором. Я надеялась, что этот несчастный юноша, так отчаянно полюбивший вас, сможет похитить вас или даже уговорить нашего господина о браке с вами. Я так мечтала, что у вас будет мужчина, верный лишь вам! Или, что хотя бы у вас будет немного соперниц. Не как у прислужниц императора и наследного принца.

Она всхлипнула и не сразу решилась добавить:

— И не так, как у господина, которого я любила. Он страшным ветреником оказался! Даже в столице, когда господин забрал нас сюда, я слышала много страшных слухов о его приключениях.

Я робко погладила ее по щеке — хотя бы по лицу ее не били — и ласково сказала:

— Я понимаю, что у тебя не было злых намерений, Аой. И ты все же позволь мне попросить прощения у тебя! Прости меня, что даже я стала причиной твоих мучений!

Мы снова обнялись с нею. И долго-долго молчали. Одинокие. Потерянные. Подавленные нашей тяжелой судьбой.

Не знаю, день тогда был или ночь. Мне было все равно. В голове осталось мало мыслей. Вошел отец. Он с того неудачного побега не заходил в мои покои, не отвечал на мои послания, которые ему передавала с доброй Мурасаки.

Аой порывалась носить послания сама, чтобы никто больше из-за нас не пострадал. Но добросердечная Мурасаки всякий раз останавливала ее и повторяла, что моя кормилица и так слишком сильно разгневала нашего господина — и лучше ей в ближайшие недели ему на глаза вообще не попадаться. Тем более, что спина ее не зажила еще. А нога перебитая не заживет никогда: так и придется несчастной женщине до кончины своей ходить, хромая.

Я молчала, отвернувшись от нежеланного гостя. И мой господин долго молчал. Наконец заговорил со мной:

— Перед казнью он сложил стихотворение…

Ушел! Растаял с дымом костра! Если и была какая-то крохотная надежда в душе моей, теперь ее не осталось. О, за какие прегрешенья в прошлых жизнях мне досталась такая злая доля?!

Родитель мой молчал еще дольше, чем прежде. Затем добавил:

— Стихотворение тронуло присутствующих. Его передали наследнику.

Мужчина прочел строки любимого. Увы, стих был на китайском языке, а женщин не учат китайскому: нам ведь вредно его знать. Но отец добавил, проясняя:

— Наследник, когда ему передали эти слова, прослезился. И приказал помиловать приговоренного.

Резко сала. И тут же упала на бок: ослабшее тело не могло даже сидеть.

Мой господин сердито добавил:

— О, том, что ты сделала с собой из-за этого безрассудного юноши, наследнику престола тоже рассказали.

С трудом приподнялась и умоляюще посмотрела в глаза родителя. Каким будут дальнейшие его слова: подарит ли он мне жизнь или убьет?

— Наследник отправился к своему отцу. И высочайшим приказом этот мальчишка, которого следовало бы убить, обязан стать твоим мужем. Через двенадцать дней я должен угощать его как своего зятя.

Слезы радости потекли по моим щекам: боги были так милостивы ко мне!

— Какая же ты глупая, Хару! — мрачно проговорил мой отец. — Жизнь изменчива. И человеческое сердце тоже. Любовь так часто проходит и порой от нее не остается и следа. Сейчас твой любимый желает быть с тобой, но где он захочет быть через несколько месяцев? Через год? Через несколько лет? — вздох вырвался из его груди. — Я велю, чтоб тебе принесли поесть… — и мой родитель направился к выходу.