Ее андалузский друг - Александр Содерберг

Эва Кастро-Невес находилась в Лихтенштейне. Ей было дано задание поступить определенным образом с деньгами, полученными от Гусмана. Но теперь, когда сделка сорвалась, у нее появились другие задачи. После разговора с Гуниллой она перевела деньги на счет, с которого Томми мог снимать их по своему усмотрению. Теперь Томми позвонит Кастро-Невес и скажет, чтобы она перевела на его счет и деньги Гуниллы, оставив себе десять процентов. Если она начнет упрямиться, он свяжется с Интерполом, который выкопает ее из-под земли. У него целая сумка доказательств, где ее имя фигурирует на каждой второй странице. Эва Кастро-Невес не станет спорить, в этом он был уверен.

Томми сделал еще круг по квартире Ларса Винге, убедившись, что нигде нет ничего, связанного с расследованием. Похоже, все чисто. Он продумал все, что могло заинтересовать криминологов. Он знал, как они работают, — иногда они бывают совершенно невыносимо педантичны, когда нужно что-то найти.

Почувствовав, что все под контролем, Томми оставил Гуниллу и Ларса, вышел на улицу, сел в свой «Бьюик Скайларк GS» и завел его. Он вдавил педаль газа левой ногой, перевел рычаг в положение «D». Мощный мотор завыл, вся машина затряслась, когда сцепление переключилось на нужную передачу.

Томми поехал прочь, домой к Монике и дочерям. Сегодня вечером они будут жарить мясо на веранде. Он кивнет через забор соседям, Кристеру и Агнете, отпустит какую-нибудь шуточку, чтобы Кристер засмеялся, он всегда так делает. Затем Томми спросит Ванессу по английскому, который ей задали на лето. Она будет иронизировать по поводу его произношения, а он — намеренно утрировать свой акцент, и они будут смеяться. Эмили зависнет у компьютера. Он велит ей выйти из Интернета. Некоторое время она будет дуться, но потом это пройдет. После того как они немного посмотрят телевизор, Моника предложит поиграть в нарды и выпить кофе на веранде с кусочком того чудесного рулета, от которого они оба давно попали в зависимость. Моника выиграет у него партию. Потом они пойдут и лягут в постель, будут читать, лежа рядом, — он свой журнал про машины, она — какой-то женский роман. Прежде чем погасить свет, он потреплет ее по щеке и скажет, что любит ее. И она, сильная, не сломленная своим постоянно ощущающимся заболеванием, ответит ему что-то хорошее… Примерно так. Некоторое время все будет идти, как обычно, а потом он возьмется за дело и спасет свою жену от медленного и мучительного удушья.

Томми пробирался на своем «Бьюике» в потоке машин, подсчитывая в голове, какими возможностями располагает. У него получились две цифры перед шестью нулями. Две достаточно большие цифры. Неплохо для парня, родившегося в Юханнесхове в конце пятидесятых, тайно покуривавшего сигареты «Робин Гуд», слушавшего Джерри Вильямса и считавшего «Фантомаса» и «Бигглз»[37]крутыми фильмами.

Она негромко напевала ему, мыла его, причесывала ему волосы и каждый день переодевала его в чистую одежду. Продолжала читать ему книгу, которую он читал перед тем, как с ним случилось несчастье, — София нашла ее рядом с его кроватью с закладкой внутри.

Дверь в палату Альберта была приоткрыта. Йенс остановился, заглянул внутрь. Вид матери, ухаживающей за своим не приходящим в сознание сыном, каждый раз потрясал его. В руке он держал колоду карт, которую купил внизу в киоске. Ему представлялось, что они с Софией будут играть в карты, чтобы убить время. Но теперь, когда он стоял перед палатой, перед ним как будто выросла невидимая стена, не дававшая ему войти. Он почувствовал, что не может стать частью жизни Софии и Альберта. И даже теперь, единственный раз в жизни, ему не дано переступить через свои страхи и войти в тепло дома.

София сидела и читала вслух, откинув прядь волос со лба. Как она прекрасна, когда не подозревает о том, что за ней наблюдают.

Йенс повернулся и пошел прочь.

В помещении царила напряженная и подавленная атмосфера. Мужчины напряженно размышляли. Они сидели там же, где всегда: в конференц-зале, из которого Бьерн Гуннарссон устроил себе личную курилку. Гуннарссон был начальником Томми. Пососав свою трубку, он прервал затянувшуюся паузу.

— Что нам известно, Томми?

До этого момента тот сидел, откинувшись на стуле, устремив взгляд в крышку стола. Некоторое время он продолжал смотреть в одну точку, прежде чем поднять глаза.

— Ларс Винге был лабилен. Гунилла опасалась его. Она как-то упоминала об этом между прочим, но я тогда не придал этому значения. Но он, судя по всему, проявлял настойчивость, считал, что способен на большее, чем та работа, которую ему поручают. Звонил ей, посылал письма по электронной почте, был агрессивен, угрожал. Кроме того, совсем недавно его постигли один за другим два несчастья — смерть матери и девушки. Похоже, это совсем выбило его из колеи…

Гуннарссон слушал и курил свою трубку. Томми продолжал:

— Винге отправился в реабилитационный центр, но через несколько дней сбежал оттуда. У нас зарегистрирован его звонок Гунилле в тот вечер, когда он вернулся домой. Возможно, он позвонил ей и попросил о помощи, этого я точно не могу знать. Как бы там ни было, на следующее утро она пришла к нему на квартиру. Он застрелил ее, а потом покончил с собой. Все указывает на то, что он совершил это под воздействием сильнейших препаратов…

— Что за препараты?

— Сильнодействующие лекарства. Он доставал их «левым» путем и злоупотреблял ими. Видимо, у него была долгая история зависимости от них. Я не очень знаю детали, но, по словам Гуниллы, ситуация с употреблением препаратов снова вышла из-под контроля. Возможно, это связано со смертью матери и подруги.

— А расследование? — спросил Гуннарссон, пыхтя трубкой.

Томми потер глаза, словно стряхивая невидимую пылинку.

— Вот тут и начинается самое странное. В конторе на Брахегатан почти ничего не удалось обнаружить. Там оказалось почти пусто: лишь несколько отчетов о слежке, отдельные фотографии и немногочисленные материалы следствия.

— Почему?

Томми сделал эффектную паузу, поднял глаза.

— Не знаю.

— А твои версии?

Янссон напрягся, словно то, что ему предстояло сказать, доставляло ему физическую боль.

— Слушаю, — повторил Гуннарссон, не выпуская из зубов трубку.

— Может быть, дело в том, что у Гуниллы и Эрика ничего не было, что им не удалось продвинуться в расследовании… Во всяком случае, не настолько, как они пытались это показать.

Он произнес эти слова несколько извиняющимся тоном, словно ему трудно было говорить плохое о мертвых.

— Почему ты так думаешь? — хрипло проговорил Гуннарссон.

— Если помнишь, этот метод работы принесла в организацию сама Гунилла. Мы пошли навстречу, дали ей карт-бланш. Возможно, ей стало стыдно, когда все пошло не так, как она надеялась. Или она рассчитывала на финансирование. Понимала, что не получит его, если не продемонстрирует успехи. — Томми пожал плечами. — Однако я точно не знаю.