Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Второй этап был задуман как более публичный. После окончания невидимого для подданных «сеанса связи» с богами и императорскими предками настало время и для коммуникации с людьми. В тронный зал допустили не только представителей политической элиты, но и корреспондентов 18 газет (в том числе трех англоязычных). Трон был сработан в Германии, но установили его, в полном соответствии с местными традициями, в северной части залы.

Вот как Эрвин Бёльц описывает церемонию провозглашения конституции в Тронном зале.

«Перед императором, чуть левее от него, выстроились министры и высшие сановники. За ними стояли главные представители знати, среди которых я заметил Камэносукэ [Иэсато] Токугава, который, если бы не реставрация [императорской власти], был бы сейчас сёгуном; там был еще князь Симадзу из Сацума – единственный, у кого (несмотря на западное одеяние) была прическа в японском стиле. Странное зрелище! Сразу слева от императора находился дипломатический корпус. Галерея вокруг залы была открыта для других высших чиновников и ряда иностранцев. За императрицей выстроились принцессы и придворные дамы. На императрице было европейское платье, розовое, со шлейфом».

Бывший главный министр Сандзё Санэтоми передал императору текст указа о провозглашении конституции. Мэйдзи зачел его. Потом председатель Тайного совета Ито Хиробуми вручил Мэйдзи свиток с текстом конституции, а Мэйдзи передал его премьеру Курода Киётака, который, стоя на первой ступеньке покрытого красным ковром помоста, с глубоким поклоном принял ее. Затем император кивнул присутствующим и покинул зал, за ним последовала императрица со свитой. Бёльц продолжает: «Вся процедура заняла около десяти минут. На ее протяжении были слышны звуки салюта, всюду звонили колокола. Церемония была исполнена благородства и блеска. Единственное неудобство состояло в том, что стены тронного зала, представляющего собой превосходное помещение, были окрашены в красный цвет, а потому там было темновато»[190].

Кроме непосредственных разработчиков, никто в этот момент не знал, что написано в конституции. Акт передачи конституции из рук ее автора в руки ее исполнителя при посредничестве монарха можно счесть «программным» – все последующие важнейшие документы будут проходить через руки Мэйдзи, но он никогда не будет исправлять в них ни знака[191].

Курода Киётака

В конце церемонии ее участникам раздали текст конституции. Для иностранцев был заготовлен ее английский перевод. Япония вошла в ряд «цивилизованных» держав, обладающих собственной конституцией, а сам Мэйдзи стал настоящим конституционным монархом.

После окончания церемонии в Тронном зале Мэйдзи следовало явить себя еще более широкому кругу подданных – ведь представители «простого народа» на церемонию приглашены не были. В 13 часов 15 минут императорский кортеж выехал из нового дворца и направился на плац в Аояма, где Мэйдзи устроил смотр войскам. Впервые императрица ехала с ним в одной карете, запряженной шестеркой лошадей, – новое свидетельство ее повышающейся церемониальной роли. Выстроившиеся вдоль раскисшей от ночного снегопада дороги школьники и студенты кричали «Банзай!», распевали гимн и песню, посвященную основанию империи. Когда императорская чета проезжала мимо российского представительства, хор православной миссии тоже пропел японский гимн и «Спаси, Господи, люди твоя». «Император и весь поезд засмотрелись на певчих, – и неудивительно. – Четырехголосное пение все слышали впервой»[192]. Путь до плаца занял около двух часов. Тысячи и тысячи людей приветствовали императора Мэйдзи и дарованную им конституцию. В этом году население Токио достигло дореволюционного уровня и перевалило через миллион, в связи с наплывом приезжих цены в гостиницах удвоились, продажа фонариков возросла в пять раз, а национальных флагов в магазинах не осталось вовсе.

Адати Гинко. Церемония провозглашения конституции, имевшая место в тронном зале нового дворца (1889 г.)

На императоре была военная форма, на императрице Харуко – диадема и бриллиантовое ожерелье. Однако художник предпочел изобразить императрицу в шляпе, сочтя ее, видимо, более авантажной. Император, как всегда, стоял на помосте – подданным запрещалось находиться с ним на одном уровне. Из всего интерьера о Японии напоминают только изображения хризантем на потолке. Стрелки часов застыли на половине одиннадцатого. При этом Адати, явно мало знакомый с римскими цифрами, неправильно изобразил цифру X.

Молодая американская учительница Алиса Бэкон так описывала процессию: «Первыми ехали верхами солдаты с золотыми галунами, которые обыкновенно выступают перед императорским экипажем; в руках они держали красно-белые флажки. За ними следовали четыре или пять экипажей, в которых находились принцы и министры. Затем – новый отряд всадников, затем – самый шикарный экипаж, который я когда-либо видела. Его везли шесть лошадей, всех их вели под уздцы грумы, разодетые в великолепные ливреи, представлявшие собой сочетание черного, белого и золотого. В эту минуту все мы поклонились, так что я смогла увидеть только верх шляпы императрицы…»[193]

Алиса Бэкон несколько ошибается в порядке следования экипажей. На самом деле перед императорским экипажем находились принцы и принцессы крови, а позади него – министры. Такой порядок следования символизировал разделение между двором и правительством, разделение – закрепленное новыми законами[194].

Утагава Кунитоси. Императорский экипаж (1889 г.)

На гравюре, запечатлевшей исторический момент супружеской поездки, не изображены газовые фонари по углам кареты, но зато сама карета разукрашена намного ярче, чем то было на самом деле (карета в настоящее время экспонируется в музее при святилище Мэйдзи). Карету украшает изображение хризантемы и феникса, который раньше служил навершием паланкина.

Супружеская пара отправилась на плац Аояма. В смотре приняло участие 11 тысяч солдат и матросов. Мэйдзи объехал войска верхом, Харуко следовала за ним в экипаже. Затем войска промаршировали перед трибунами, заполненными многочисленными гостями и официальными лицами.