Любовница. По осколкам чувств - Даша Коэн

до конца в то, что у меня задержка в две недели.

И в этот самый момент «икс» мой мобильный снова начал разрываться от натужного звонка. Посмотрела на экран телефона и хмыкнула.

— Ах, Данил, как же ты вовремя, — подняла глаза и коварно улыбнулась своему отражению.

Теперь-то я точно пойду до конца, любимый!

Глава 56 – Капля о каплю

Данил

— Вот ты пизда с ушами, Айза! — рычал я, словно дикий, разъярённый зверь, выбрасывая за шкирку из своей спальни распоясавшуюся девушку.

Меня окончательно и бесповоротно перекрыло. Я действительно был в одном шаге от того, чтобы первый раз в своей грешной жизни ударить женщину. И только воспитание позволило мне сдержаться и не прихлопнуть жену, как тупую и надоедливую муху.

Пьяный. Разочарованный. Взмыленный.

И в крови бурлит ярость! А ещё брезгливость и страх. Первое накрыло с головой, когда я осознал, что целую не мягкие, пухлые от природы губы Леры, а силиконовые вареники Айзы. Второе — прибило, стоило мне только представить, что об этом грязном инциденте может узнать Райская.

И это при всём при том, что я уже давным-давно поставил между нами точку.

А вот и хрен там — меня трясёт. И хочется прокипятить всего себя в жбане с белизной, чтобы отмыться от прикосновений другой, совершенно ненужной мне женщины. Смыть с себя её запах. А потом добровольно подписаться на лоботомию, чтобы вычеркнуть из памяти последние полчаса собственной жизни.

Фу, какая же отвратительная гадость!

Но это всё лирика. А мне остаётся только тащить за загривок, упирающуюся и рыдающую жену в её спальню, а там со всей дури швырнуть на постель.

— Где, блядь? — препарирую её злобными интонациями и фирменным «я убью тебя» взглядом.

И на её, счастье, жена всё понимает. Указывает рукой в сторону, заставленного всякими банками-склянками, трюмо, где я безошибочно нахожу флакончик духов, что лично однажды подарил Райской.

Я сам их подбирал, принюхиваясь, словно упоротый хищник к сладкому природному запаху Леры — чистому, искрящемуся, звонкому. А Айза взяла и изгадила безупречный аромат своей вонью.

Вашу ж маму, как же я ненавидел эту девушку. Органически её не переваривал! И бесконечно жалел, что однажды полез в эту треклятую кабалу под названием «брак». А теперь всё. И кажется, что лучше сдохнуть, чем вот так — терпеть это, покусанное сумасшедшей осой, лицо до конца дней своих.

— Что ещё ты у неё украла, грёбаная ты дура?

— Это не я воровка! — взвилась на дыбы Айза. — А эта твоя грязная подстилка! Понял? Она украла тебя у меня!

— Заткнись, — рубанул я и угрожающе сделал шаг в сторону жены. Та сразу же отступила, испуганно прижимаясь лопатками к спинке кровати, вот только рот свой захлопнуть всё никак не могла додуматься.

— И что ты мне сделаешь?

— Тебе лучше этого не знать…

После я перевернул вверх дном гардеробную Айзы, выискивая, что ещё она могла спереть у Леры. Благо ничего не нашёл, а затем покинул комнату жены, слыша в спину отборные ругательства, вперемежку с горькими рыданиями.

Я же больше ни минуты не собирался оставаться в этом дурдоме. Хоть и был в умат пьяный, но вызвонил Лёню, а затем, как мог, поспешно собрал вещи и документы и взял курс на свою городскую квартиру.

Но там, перешагнув за порог, я закрыл за собой дверь и тут же спиной съехал по ней вниз, усаживаясь на пол на задницу и закрывая уши ладонями, а лоб прижимая к коленям.

Воспоминания сбили с ног. А затем словно злобные термиты принялась жрать мои мозги.

И я без понятия, сколько просидел в этой неудобной позе. Минуты или, может, часы? Да чёрт его знает! Я просто замер в этой точке и бесконечно прокручивал мысленно тот самый мираж, что накрыл меня с головой.

Лера.

Голая.

В моих руках.

И по коже медленно, поднимая каждый волосок дыбом, ползут мурашки. Подкорку скребёт своими скрюченными, ядовитыми когтями тоска. А за рёбрами захлёбывается насос и отказывается по доброй воле качать вскипевшую кровь. И меня так безумно бесит это злоебучее ощущение беспомощности.

Вот — ещё несколько часов назад я думал, что забил болт и мне всё нипочём. А сейчас сижу на долбанном полу в прихожей, как чёртов слизняк, и единственное, что хочу — снова увидеть вживую девушку, которая мне почудилась в пьяном дурмане.

Спустя миллионы бесконечных минут всё-таки отскоблил себя от пола и встал на ноги. Бездумно глянул на всё ещё лежащую на тумбочке записку с единственным словом «прощаюсь». Словил болезненную судорогу, прошившую меня с головы до ног. Выматерился смачно и трёхэтажно, а затем двинул вглубь квартиры, но подняться на второй этаж в спальню так и не решился.

Лишь посмотрел с ненавистью на ни в чём не повинную лестницу, а затем направился на диван в гостиной, где тут же растянулся и ушёл на глубину, терзаемый чудовищными сновидениями. Промучился так несколько часов, а затем сдался и потащился в душ, где встал под ледяные капли и простоял по ними по меньшей мере четверть часа.

А после, разрываемый противоречиями изнутри, набрал номер своей домработницы, которой всё-таки дал указание полностью вычистить квартиру, а вещи Райской аккуратно сложить по коробкам, чтобы я мог отправить их по адресу той, кому они и принадлежали.

И уже вечером этого же дня я зашёл в практически стерильное помещение, в котором больше не пахло лесными ягодами, карамелью и сладкой ванилью. Теперь здесь пахло одиночеством. И тленом. И мне бы испытать от этого удовлетворение на пару с облегчением и наконец-то выдохнуть, но ни черта подобного.

Во мне с каждым днём что-то скреблось, ныло, свербело, мешало дышать полной грудью, но тяжелее всего становилось тогда, когда я натыкался в гардеробной на те самые коробки, которые я пообещал себе отправить Райской как можно скорее. Но всё зачем-то медлил. Откладывал за завтра. Кормил себя лживыми обещания, что вот ещё пусть чуть-чуть постоят и я с ними разберусь.

И сожгу между нами последний шаткий мостик.

Я сам себе стал противен.

Но спустя неделю неприкаянной жизни в своей городской квартире я всё-таки сорвался и набрал по памяти номер Леры, а затем подавился собственным сердцем, ожидая, когда же она возьмёт трубку. Ведь я даже мысленно отрепетировал, как именно я ей объясню цель своего звонка.

Но не тут-то было.

— Ай, дебил! — рассмеялся