Сад зеркал - Дмитрий Самохин

На наших глазах чемодан раскрывался, как древняя книга. Свет становился все ярче и ярче, и мне даже начало казаться, что я вижу сквозь этот свет силуэт огромного черного дерева.

– Тот, кто владеет источником силы, владеет всем. Я давно следил за вашей странной компанией. Я знал, что вы рано или поздно выведете меня к Переправе. Я читал о ней в книге. И теперь я буду наблюдать, как меняется мир, во главе которого я встану.

Мы ничего не могли поделать. Я, как ни бился, не мог пробить завесу библиотекаря, чтобы воздействовать на него. Ник Красавчег пытался подняться на ноги, но на ближайшее время он выведен из игры. Джек Браун лежал на полу возле книжного шкафа и не подавал признаков жизни. Карма застыла как статуя. От ее таланта врача сейчас мало толку. Но я совсем позабыл о Рите Мотыльке. А она помнила, зачем пришла.

Поглощенный моей скромной персоной, Цер Хаос внимания не обращал на остальных героев сцены. Большая ошибка. Рита Мотылек пристально смотрела на него. Если раньше ее силой владел испуг, страх перед возможным насилием, то теперь она полностью подчинила талант себе. Цер Хаос и не подозревал, что эта красивая девушка выворачивает его наизнанку.

– Кто вы такие, альтеры? Жалкая горстка неудачников. Вы заперлись в своей резервации и знать не знаете, что творится на Большой земле. А все самое интересное и важное происходит именно там. Вы, люди будущего, ушли в тень, оставили землю прошлому. Глупцы. Идиоты, – разорялся библиотекарь.

Внезапно он замер, словно столкнулся с чем-то страшным, и испуганно уставился на Риту. Он почувствовал в себе изменения, пытался взять их под контроль, стремился установить контакт со своим телом, но все безуспешно. Его еще не оформившийся новый талант, залитый первородной энергией под завязку, обратился против него.

Цер Хаос стоял, выпучив глаза. Пот ручьями бежал по его лицу. Он и слова вымолвить не мог. Мотылек улыбалась. Она исполнила свою миссию. Последний натиск, и Цер Хаос взорвался изнутри, оставив после себя лишь колченогую табуретку.

– Похоже, новый талант, о котором говорил этот псих, был метаморфизм, – простонал Ник Красавчег.

Он уже стоял на ногах, но выглядел неважно.

Карма бросилась к чемодану и захлопнула его, перерезая пуповину с истинным миром.

– Я бы сейчас выпил пару стаканов виски, – пожаловался Красавчег.

Джек Браун зашевелился, медленно и неуверенно сел, привалившись спиной к стене.

– Подбрось да выбрось, кажется, все закончилось, – сказал я.

И на этом правда все закончилось. По крайней мере, для Дирижера.

* * *

– Я распорядился отправить табурет в Дом Покоя. Там ему самое место, – доложил Ник Красавчег.

Он сидел с видом страдальца в любимом кресле на моем крыльце и потягивал превосходное виски через соломинку.

Прошло всего несколько дней, как мы разрулили ситуацию с Дирижером, но Большой Исток вернулся к прежнему ритму жизни. Жители города и вспоминать не хотели, что творили всего несколько дней назад. Наваждение схлынуло, и осталось только горькое послевкусие, о котором все пытались срочно забыть.

– И что? Теперь мы лишились библиотекаря? – спросил я.

– Свято место пусто не бывает. Лучше уж совсем без библиотеки, чем с таким, как Цер Хаос. Мы покопались в его записях. Он оставил после себя много заметок. Так вот, к некоторым ЧП в нашем городе этот старикашка приложил свою руку.

– Каким образом?

– Тут одного подтолкнул, там другому подсказал. Третьего надоумил. Сейчас ведется следствие. Как только картина прояснится, я тебе расскажу обо всем в подробностях. Одно сейчас точно могу сказать: ненавидел он альтеров больше всего на свете. Особенно тех, кто постоянно был в центре внимания общественности. И старался сжить их со света всеми способами. А поскольку талант у него мирный, скромный, то и способы он подбирал изощренные, но не сверхъестественные. Сам он никому не мог причинить вреда, поэтому загребал жар чужими руками.

– Зависть – плохое чувство, – сказал я и потянулся за сигарой.

– Скажи, Крейн, и что, теперь мы заживем тихо и счастливо? Больше у нас не будет ничего такого? Скукотища наступит повсеместная? – спросил Красавчег.

– Сомневаюсь я. Большой Исток не может жить спокойно. Тут все время что-то случается. Так что покой нам только снится.

Красавчег с надеждой улыбнулся и сделал глоток виски.

Моим словам суждено было сбыться совсем-совсем скоро. Буквально через несколько дней, но пока мы наслаждались короткими минутами покоя.

Большой Исток засыпал в предвкушении грядущих приключений.

– Заключать договоры с едой? – медленно проговаривает Ауз.

Он обводит взглядом других Вышних и в глазах каждого видит отражение собственной недоуменной брезгливости. Он держит паузу, и в гулком каменном зале висит напряженная тишина, которую только подчеркивает чье-то сиплое дыхание и хруст пыли под ногами древ-него ящера.

Ящер высоченный и сильный, он колонной возвышается позади Ауза и хранит скучающее выражение лица, насколько у такого лица вообще может быть выражение. Рассматривает остальных семерых Вышних с усмешкой, как бы говоря: «Да всё я понимаю!», и от этой усмешки они сердятся.

Выскочка! Стал Вышним поперек всех правил – но тут ничего не поделаешь, пришлось стиснуть клыки и принять его; да тем бы всё и кончилось, если бы он не принялся крушить остальные устои – с тем же изяществом бешеного медведя!

У ног древ-него лежит большой волк с зябко-серыми глазами.

– Договоры с едой, – повторяет Ауз.

С этими словами он растопыривает костлявую пятерню и загибает один палец с видом человека, забивающего гвоздь в крышку гроба любимого родственника. В пальце громко хрустит.

– Приручение зверей, – загибается еще один палец.

Вышние дружно издают осуждающее «У-у-у!» Древ-ний разевает пасть в усмешке. Клычки у него маленькие, потому оскал – несерьезный, издевательский. Волк медленно поворачивает голову с навострившимися ушами, смотрит промозглым взглядом на Ауза, и тот мимовольно передергивает плечами.

– Открытое житьё! – почти рявкает он и загибает третий палец, а под каменным потолком несколько раз прокатывается затихающее «жить-жить-жить…»

Вышние единодушно решают: «О-о-о!» Ящер закатывает глаза. Он знает, что породные вампиры с долей презрения относятся к обращенным, и что сам вид обращенного, который стал Вышним, подогревает их возмущение, что оно достигло предела – но потому древ-ний спокоен, ведь хуже уже не будет.

– И что ты скажешь на это? – Ауз оборачивается к нему всем костлявым телом, а большой живот его, похожий на привязанный мешок, торчит набекрень.

Ауз смотрит на древ-него снизу вверх, хотя это древнему пристало бы опуститься на колено и почтительно внимать самому старому Вышнему. Вот что получается, когда молодые обращенные вампиры оказываются на самом верху, где им вовсе не место – сплошной позор и возмущение!