Артур и Джордж - Джулиан Барнс

Нет, подумал Джордж, это недостойно с его стороны. Сэр Артур, несомненно, писал по памяти, исходя из версии событий, которую на протяжении многих лет неоднократно рассказывал и пересказывал. Профессионально имея дело со свидетельскими показаниями, Джордж знал, как постоянные повторения заглаживали первоначальное изложение событий, внушали говорящему сознание собственной важности, делали обстоятельства более убедительными, чем они представлялись в момент самих событий. Его взгляд теперь быстрее заскользил по изложению сэра Артура, избегая выискивать дополнительные искажения. За словами «насмешка над правосудием» следовало: «Подписка, открытая в его пользу „Дейли телеграф“, собрала для него что-то около 300 фунтов». Джордж позволил себе чуть улыбнуться: та самая сумма, которую год спустя собрал призыв сэра Артура в пользу итальянского бегуна-марафонца. Два события растрогали сердце британской публики в точно той же измеримой степени: три года безвинного тюремного заключения и падение в конце спортивного состязания. Ну разумеется, только полезно, когда твое дело предстает перед тобой в истинной перспективе.

Но двумя строчками ниже следовала фраза, которую Джордж перечитывал чаще всего в этой книге, возмещавшая все неточности и неверные подчеркивания, дарящая целительный бальзам тому, чьи страдания были так унизительно квалифицированы. Вот она: «Он пришел на мой свадебный прием, и не было гостя, которого я был так горд увидеть». Да. Джордж решил взять «Воспоминания и приключения» с собой на церемонию — а вдруг кто-нибудь станет возражать против его присутствия? Он не знал, как выглядят спиритуалисты — не говоря уж о шести тысячах их, — но сомневался, что похож на спиритуалиста. Книга явится его пропуском в случае затруднений. Видите, вот тут на странице 215-й, это про меня. Я пришел попрощаться с ним. Я горд, что еще раз буду его гостем.

В воскресенье вскоре после четырех часов он вышел из номера 79, Боро-Хай-стрит, и направился к Лондонскому мосту — маленький смуглый человек в синем деловом костюме с темно-синей книгой под левой мышкой и биноклем на ремешке через правое плечо. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что он направляется на скачки — да только их по воскресеньям не бывает. Или у него под мышкой руководство по наблюдениям за птицами — но кто отправляется для наблюдения за птицами в синем деловом костюме? В Стаффордшире он бросался бы в глаза, и даже в Бирмингеме его могли бы счесть чудаком, но не в Лондоне, где уже имелся переизбыток чудаков.

Когда он только переехал сюда, его мучили опасения. О его будущей жизни, разумеется; о том, как они с Мод устроятся тут; из-за колоссальности города, его толп и шума; а главное — как будут к нему относиться люди. Будут ли его подстерегать хулиганы вроде тех, которые протолкнули его сквозь живую изгородь в Лэндивуде и сломали его зонтик, или сумасшедшие полицейские вроде Антона, угрожающие разделаться с ним; столкнется ли он с расовыми предрассудками, которые, по убеждению сэра Артура, были корнем всех бед. Но, переходя Лондонский мост, как он делал уже двадцать лет, он чувствовал себя совершенно уверенно. Люди обычно оставляют тебя в покое либо из вежливости, либо из равнодушия, и Джордж был равно рад и тому, и другому.

Бесспорно, неверные заключения выводились постоянно: что он и его сестра приехали в страну совсем недавно; что он индус; что он торгует пряностями. И, конечно, его все еще спрашивали, откуда он. Однако когда он отвечал — чтобы избежать уточнений в географии, — что он из Бирмингема, вопрошавшие в большинстве умудренно кивали, словно всегда считали, что жители Бирмингема выглядят точно как Джордж Идалджи. Естественно, были юмористические намеки вроде излюбленных Гринуэем и Стентсоном — хотя и не о Бечуаноленде, — но он воспринимал это как неизбежную нормальность вроде дождя и тумана. А некоторые так даже, узнав, что ты из Бирмингема, выражали разочарование, потому что надеялись узнать новости о дальних странах, про которые ты ничего сказать не мог.

Он проехал на метро от Банка до Хай-стрит, Кенсингтон, а затем пошел на восток, пока впереди не возник Альберт-Холл. Его пунктуальность — по поводу которой Мод любила его поддразнивать — привела к тому, что он оказался на месте почти за два часа до начала церемонии. И он решил погулять по парку. Парк был полон семей, туристов, солдат — однако они нигде не сгущались в толпу, так что Джордж не испытывал тревоги. И он не глядел на юные флиртующие парочки и на заботливых родителей, выгуливающих детей, с той завистью, которую испытывал когда-то. Когда только обосновался в Лондоне и еще не оставил надежду жениться и даже волновался из-за того, поладят ли его будущая жена и Мод. Ведь было ясно, что он не может покинуть Мод, да он и не хотел этого. Но затем прошло несколько лет, и он понял, что доброе мнение Мод о его будущей жене значит для него больше, чем наоборот. А затем прошло еще несколько лет, и общие неудобства обзаведения женой стали даже еще более явными. Жена могла выглядеть приятной, но оказаться скандалисткой; жена могла не понимать бережливости; жена, конечно, захочет детей, и Джордж подумал, что, вероятно, не вынесет шума или помех, которые могут в результате возникнуть для его работы. Ну а кроме того, разумеется, вопрос о супружеских отношениях, которые часто препятствуют гармонии. Джордж не вел дел о разводе, но как юрист он видел достаточно доказательств бедствий, к которым способен привести брак. Сэр Артур вел долгую кампанию против тирании законов о разводе и был председателем союза за реформы, прежде чем передать этот пост лорду Баркенхеду. От одного имени в списке чести к другому: именно лорд Баркенхед, тогда Ф. Э. Смит, задавал Гладстону в палате общин въедливые вопросы о деле Идалджи.

Но это между прочим. Ему пятьдесят четыре года, он живет в достаточном комфорте и к своей неженатости относится вполне философски. Его брат Орас был для семьи потерян: он женился, переехал в Ирландию и сменил фамилию. В каком, собственно, порядке произошли эти три действия, Джордж толком не знал, но они были четко связаны между собой, и нежелательность каждого действия переходила на остальные. Ну, существуют разные образы жизни, и, сказать правду, брак никогда не светил ни ему, ни Мод. Они были сходны в своей застенчивости и в том, как оборонялись от тех, кто к ним приближался. Но в мире вполне хватает браков, и малонаселенность ему явно не угрожает. Брат и сестра могут жить в такой же гармонии, что муж и жена, а в некоторых случаях так и в заметно большей.

Первоначально они с Мод наведывались в Уайрли два-три раза в год, но эти посещения редко оказывались счастливыми. В Джордже они пробуждали слишком много специфических воспоминаний. Стук дверного молотка все еще заставлял его вздрагивать; по вечерам, глядя в темный сад, он часто замечал между деревьями скользящие силуэты, понимал, что их там нет, но все равно испытывал страх. С Мод происходило другое. Как ни дороги ей были отец и мать, она, когда переступала порог дома, замыкалась в себе, словно робела; не высказывала никаких мнений, и ее смех никогда там не раздавался. Джордж был готов поклясться, что она заболевала. Но он знал средство исцеления: оно называлось станция Нью-Стрит и поезд в Лондон.

Вначале, когда они с Мод выходили куда-нибудь вместе, люди иногда принимали их за мужа и жену, и Джордж, который не хотел, чтобы кто-либо подумал, будто он не способен вступить в брак, говорил довольно педантично: «Нет, это моя дорогая сестра Мод». Но с течением времени он иногда не трудился поправлять, и Мод брала его под руку и посмеивалась. Скоро, предположил он, когда ее волосы станут такими же седыми, как у него, их начнут принимать за супружескую пару стариков, и у него вряд ли будет возникать желание объяснять.