Могильный Алхимик - Даяна Морган

– Гитер Домитор, есть ли вам что сказать ликам Со-Здателя перед началом рассмотрения вашего дела? – спросил О́ндар.

Заключенный в клетку, облаченный в тюремную робу и опоенный сывороткой правды, Гитер все равно был полон достоинства. «Вот у кого не отнять тяги к жизни», – раздраженно подумала Нарина. Он перехватил ее взгляд и усмехнулся так, будто пытался одними глазами сказать ей: «ну, я же говорил».

– Вашему сброду самоназванных Вер-Шителей чужих судеб – нет, – отрезал Гитер, продолжая смотреть только на Нарину, а затем добавил: – Ты сегодня очаровательно выглядишь, Рина. Тебе всегда шел зеленый.

Нарина почувствовала, как предательски вспыхнули щеки, а следом на нее обрушился шквал стыда. «Да что это такое! – отругала она себя, стремительно отводя взгляд от Гитера и обращая внимание на судей. – Еще чего не хватало, Рина. Возьми себя в руки. Ты уже старуха. Возмутительно!»

– Суд принял во внимание ваше неуважение к нему, – глухо отозвался голос из-под маски Вер-Шителя.

Нарина вздрогнула и, наконец, осознала, в каком бешенстве Орден, раз Эло́нзо Кало́бо, сдержанный старик, потомственный алхимик, обязанный молчать на заседаниях суда, решился нарушить предписания ролей. Он – главный распорядитель сети Ареты и религиозный лидер их монашеского ордена, попрал собственную веру из-за ненависти к заключенному.

Беатри́че Дурму́з, несшая лик Раз-Рушительнцы, показала Элонзо под столом практически незаметный жест, но алхимик недовольно передернул плечами под своим багряным балахоном и откинулся на спинку стула.

– Гитер Домитор, Орден Правосудия вменяет вам в вину следующие преступления: должностная ошибка, приведшая к мучительной смерти тридцати сотрудников Ордена; подрывная деятельность против репутации Ордена; похищение и уничтожение ценного исторического и медицинского объекта; способствование вспышке могильного вируса и, наконец, самое тяжкое из ваших преступлений – заключение сделки с Осколком Могильного Алхимика и возвращение его на Нееру.

– Вменяете мне в вину спасение магического мира?

– Вы считаете, что смерть ваших бывших коллег и будущие смерти тех, кто по вашей вине заразился могильным вирусом, – это спасение мира? – уточнила Беатри́че.

– Орден скрывал и держал у себя опаснейшую бестию, дабы использовать ее в качестве оружия, а виноватым за его уничтожение называете меня! Лицемеры и лжецы! – Гитер вскочил с места и схватился за прутья решетки, звякнув кандалами.

– Вздор! – взвизгнул Эло́нзо. – Орден удерживал труп Яреонетты О’Дюссан исключительно в целях ограждения мира живых от опасности и обеспечения возможности создания лекарства от могильного вируса. Остальные ваши обвинения – лишь очередные инсинуации, подрывающие положительную репутацию Ордена!

– Заканчивайте уже эту комедию! – выкрикнул кто-то из толпы зрителей. – Все мы знаем, что Домитор – преступник! Он спутался с Могильным Алхимиком! Слава Со-Здателю, он коснулся нас своей милостью, и второе пришествие этого психопата миновало!

– Рэв Домитор, что вы скажете о Могильном Алхимике? Он был настроен развязать святую войну против магов, как и в прошлый раз? – спросила из противоположного конца зала девушка-фарси с длинной серьгой, напоминающей сахарный леденец.

– Рэвы председатели суда, скажите, кому из вас принадлежала идея использовать кровавую бестию в своих интересах? – еще один фарси вскочил и обратился к Ордену.

– Скажите, Веритациан снова откроют?

– Подтвердите слухи, что принца Сунтлеона убили!

– Тишина в зале! – рявкнул «Со-Здатель». – Всем сесть на свои места. Проявите уважение к суду, иначе вас тут же выведут вон.

Ондар кивнул солдатам, и те выволокли из зала двоих бунтарей. Один из них, мужчина-фарси, визжал и вырывался, грозясь написать об Ордене отвратительную статью, обличающую все их грешки. Второй, юноша из сунтлеоновского отряда, вынес позорный конвой с достоинством и молча покинул зал.

Нарина проследила за этим действом и задумалась. Она всегда верой и правдой служила Ордену, шла по стопам своей наставницы, Матушки Летты, опыту и мудрости которой доверяла. Да и действия Гитера постоянно ей нашептывали, что она сделала верный выбор. Но в последнее время решения Ордена зарождали в ее сердце крупицу сомнения. «Возможно, моя преданность и непоколебимая вера в Орден – ошибка? Они действительно могли помочь Гитеру и убить Ярен еще двадцать лет назад. Это позволило бы избежать стольких ненужных жертв», – опасные мысли прокрались в ее сознание, однако Нарина тут же погнала их прочь.

Вступая в Орден, она четко понимала, зачем это делает: мир на планете нужно было сохранять любыми способами. И не теперь ей сомневаться в своем же поступке. «Возможно ли, что Орден пытается вывести Нееру на путь, который выгоден лишь ему?» – мозг продолжал подсовывать зловещие помыслы, от которых Нарина не могла спастись, даже сосредоточившись на допросе Айсин. Она что есть сил концентрировалась на коротких, сдержанных ответах своей студентки, но каждый раз утопала в пучине мыслей.

«Матушка Летта знает, что нас ждет. Знает, куда повернет история на каждом крутом повороте, и Орден обладает властью корректировать направление. Только вот, что, если он корректирует его не в интересах общей безопасности?» – Нарина вздрогнула и ощутила, как холодеют внутренности. Почувствовав на себе пристальный взгляд, быстро вскинула голову.

Матушка Летта искоса посмотрела на нее из-под своей маски Пра-Ведной, а затем вызвала очередного свидетеля.

Яркий синий цвет привлек внимание Нарины, и она с удивлением поняла, что к трибуне допроса гордо шествует Мерика Дурмуз. Взойдя по ступеням и устроившись за стойкой, ведьма слезно поведала о том, как Гитер угрожал ее жизни могильным вирусом, если она не согласится помочь ему в гнусных планах. Гитер неотрывно следил за дочерью, и его губы искривило презрение. Нарина нахмурилась. Она четко помнила каждый жест, каждую мимическую особенность Гитера. И сейчас ее память и интуиция в один голос твердили, что он не согласен ни с одним словом, вылетающим изо рта Мерики. Но как такое могло быть? Гитер и все свидетели по особому распоряжению Ордена были опоены сывороткой правды. И если два честных мнения об одном и том же расходятся, значит, кто-то из них лжет.

Взгляд Нарины перескочил на Беатриче, когда она вновь вынуждена была отвлечься: слева от нее на кресло ушедшей после допроса Айсин опустился человек.

– И чего это тебе стоило? – без обиняков спросила Нарина, глядя на старую заклятую подругу.

Хамини́я слегка пожала плечами и, всем своим видом проповедуя пра-ведную чистосердечность, шепотом отозвалась:

– Не понимаю, о чем ты, Рина.

– Попрекаешь меня, что я ухожу от темы, а сама-то, – Нарина смерила собеседницу надменным взглядом. – Глупо отрицать, Хаминия, у меня есть синий волос.

– Ну, во-первых, уже нет, – она быстро раскрыла сжатый кулак, в котором зажимала прядь синих волос, вновь его закрыла и добавила: – А, во-вторых, тебе ли не знать, что родители готовы пойти на все, чтобы защитить своих детей. А, хотя, нет, ты своего уберечь не смогла.