Формула бессмертия. На пути к неизбежному - Александр Никонов

— Человек представляет, что он в пустыне — синее небо, желтый песок, яркое солнце. Его тело сделано из песка, он сфинкс, — делится секретами технологии Кучеренко. — Но песок постепенно начинает рассыпаться — рассыпаются руки, ноги, туловище, рассыпаются черты лица, рассыпается голова. И в какой-то момент человек отделяется от тела, смотрит со стороны, как оно рассыпается и сливается с барханами, исчезая без следа. Я часто спрашивал испытуемых: а где вы находитесь, когда вашего тела нет? Им очень трудно ответить на этот вопрос. Кто-то говорит: а у меня только глаза были! А почему, спрашиваю, глаза были, вы их чувствовали? Нет, отвечает, я ими видел!.. В общем, мы не можем не помещать куда-то свое «Я». Обычно мы его осознаем в своем теле. Но если тело не ощущается в результате внушенной анестезии или вовсе размывается, тогда образ «Я» помещается в схему текущей ситуации. Если это пустыня, барханы, «Я» помещается в движение воздушных потоков над песком под голубым небом, например… Не далее как сегодня у меня был лечебный сеанс, на котором присутствовала раковая пациента. У нее рак молочной железы с метастазами. Сейчас метастазы вроде бы ушли — после сеансов. Так вот, она у нас сегодня летала в виде ветра над землей. Однако все чувства, испытываемые человеком, она могла испытывать, хотя не имела тела. Пролетая возле крестьянина, она чувствовала запах пота. Потом увидела своего дедушку, который косил траву, и стала дедушкой, увидела птицу — стала птицей. То есть наблюдается тенденция «опредмечивания». Образ «Я» мы всегда стремимся куда-то поместить.

— Прекрасно, — я потер руки. — Мы на верном пути! Тогда такой вопрос. Вот эта тетка, которая представляла себя в виде ветра и летала над пустыней, она видела все вокруг так, как будто у нее было тело, то есть как бы глазами из головы? Я имею в виду, у нее был определенный ограниченный угол обзора или она могла все видеть на 360 градусов или даже по всей сфере?

— Как правило, словно из тела, то есть с привычным углом зрения. Но образы могут быть очень сложными, симультантными. С одной стороны, человек видит перед собой как будто со стороны ленту своей жизни, как бы кино. С другой, он мог находиться во всех эпизодах сразу, одновременно. На глубинных уровнях репрезентации, как писал Леонтьев, образ всегда симультантный. Это потом, во время записи музыки композитор пишет ее последовательно — нотами, но рождается вся мелодия в его голове целиком и сразу — как голограмма, там есть и начало, и конец, и середина одновременно. Менделеев, который в состоянии транса (во сне) увидел свою таблицу, он ведь тоже увидел ее целиком, всю сразу.

То, что образы могут быть сложными, понятно. Даже муравейником можно себя вообразить. Но получается, что человек все-таки может существовать без схемы тела, раз он летает бесплотным духом по пустыне или распределяет себя на миллионы муравьев?

Не бывает такого! Просто тело может быть неосязаемым и невидимым. Без тела в той или иной форме никак. Более того, схема тела напрямую связана с самооценкой. Можно проводить сеансы психотерапии, то есть вроде бы работать с сознанием, а при этом очень сильно улучшается состояние тела, соматика. Элементарный прием: человек в депрессии, низкая самооценка. Начинаешь в трансе выращивать ему руки — по полтора метра, по два. И человек расцветает! Он счастлив! Ему нравятся его руки! Куда делась депрессия? У него совсем другое самоощущение, другая физиология, потому что физиология напрямую связана с сознанием.

Это мы уже проходили. Но ведь вы, постепенно растворяя тело, именно это и делаете — оставляете человека без схемы тела.

Но он остается в нарисованной ему картинке, видит ее так, как если бы смотрел глазами, то есть у него существует определенный угол обзора.

— Да-да, я понял, постепенно ситуация заменяет ему тело, и он носится бесплотным духом по пустыне, как вы изволили выразиться «в схеме текущей ситуации». Но что будет, если постепенно, вслед за телом, убрать синее небо, теплый ветер, яркое солнце и желтый песок? Где останется человек, точнее его сознание — без биографии, тела и обстановки?

— Такие состояния бывают. Но, как вы понимаете, человек потом не может описать своих ощущений — ему нечем. Слов таких нет. Человек в этом состоянии переживает отсутствие чего бы то ни было. Он ничего не видит, ничего не слышит, ничего не чувствует, как будто время остановилось, и есть только бесконечное ничто.

Я щелкнул пальцами:

— Вакуум. Но если вокруг есть только бесконечное ничто, то возникает вопрос: кто его переживает? Откуда человек знает, что он — это он? И кто он?

…Я люблю Кучеренко, как Рамзан Кадыров Путина — крепкой мужской любовью. Он хороший человек. Грамотный специалист. Когда я с ним встретился в первый раз, он был еще одинок. Но потом женился. На коллеге-психологе. Симпатичная девушка. Во время этого разговора мы втроем сидели на кухне, и ни Кучеренко, ни его грамотная жена, которая порой вставляла какие-то поясняющие мысль Кучеренко слова, не понимали, куда я клоню. Они настолько привыкли оперировать этим самым загадочным «Я» как константой, что не очень задумывались о его сущностном содержании. Им было достаточно того, что оно есть. Они с ним работают!

Но с чем же они работают? Этот вопрос я задавал им разными словами на разные лады. И каждый раз они его не понимали, вопрос рикошетом отскакивал, отводя нить разговора в сторону, пока я не решил тупо класть снаряды в одну точку.

— Кто такой «Я»?

— Биографическая память — это главная компонента «Я», — сказал Кучеренко, а его жена кивнула. Рикошет.

— Вы ее отключили, эту память. И кто же остается?

— Остался он сам, без биографии, — сказал Кучеренко. А его жена согласно кивнула, потому что пояснять было нечего. Рикошет.

— Это я понимаю, — я упрямо загнал в казенник рта снаряд вопроса, держа в перекрестии прицела ту же точку психологической брони, которая профессионально отражала мои снаряды. — У меня амнезия, я не помню, кто я и как тут оказался. Но я знаю, что я нахожусь тут — в этом месте, в этом теле. Дальше мы отнимаем у человека тело и даже место. Ему не в чем и негде больше оставаться. Кто же и где остается?

Оба замолчали…

Пробил. Дырка.

Потом, прокручивая диктофонную запись, я засек время. Пауза длилась 25 секунд. Почти полминуты! Невероятная пауза для непринужденной беседы. Никогда у меня в разговорах и интервью такой дырки не было.

А потом заговорили оба.

— Не знаю, — честно сказал Кучеренко.

— Эмоции остаются. Остается просто блаженство, — попробовала спасти безнадежное положение его супруга.

— И кто же их ощущает? — добавил я.

Кучеренко снова помолчал. Потом вздохнул:

— Вы задаете очень глубокие вопросы. Они глубже психологии. Вы докопались до философии… Мы как раз сейчас на кафедре психофизиологии готовимся провести серию экспериментов по этому поводу. Там есть отличная современная аппаратура. И вот мы с ее помощью как раз и хотим посмотреть, какие структуры мозга и как начинают работать, когда человек теряет автобиографическую память, тело. Думаю, мы увидим, как работают глубинные структуры мозга, весьма далекие от сознания…