Призрачный рай - Mila Moon

полки с книгами и кресла — простенько, но уютно. Сзади останавливается Лавлес и сверлит в моем затылке дыру.

— Будешь спать на полу, — произношу без доли иронии.

Он демонстративно задевает меня плечом, проходит в комнату и пристраивает свою задницу на кровать. Подкладывает под голову подушку и утыкается носом в телефон. Закатываю глаза и разбираю немногочисленные вещи.

— Мне надо переодеться, — намекаю на то, чтобы кое-кто выметался, но Лавлес смотрит поверх телефона и безразлично кидает:

— Переодевайся.

Упираю руки в бока и склоняю голову набок. Лавлес издает тяжелый страдальческий вздох и откидывает телефон в сторону. Глаза скользят медленно по моему телу и замирают на лице.

— Что за… Мы тра… — он прочищает горло, делая серьезный тон. — Мы занимались сексом, Ливия. Я прекрасно знаю, что под одеждой, — играет бровями, хватает телефон и тихо бормочет: — Ты как дитё, бля.

Чувствую укол ревности, обиженно надуваюсь, беру все нужное и выхожу, слыша смешки в спину. После душа иду помогать на кухню к Арин, которая предлагает мне сначала перекусить. Лавлес обошелся без обеда, потому что мило посапывал в мансарде, уткнувшись в подушку. Не удержалась и сфотографировала его, тихо хихикая: маленький компроматик. Арин составила небольшой список блюд на ужин, и мы приступили к готовке. Женщина рассказывала про интересные места в Ирландии, легенды, и незаметно разговор зашел о ее детстве.

— Я выросла в графстве Клэр, в деревни Лисканнор, где находятся знаменитые Утесы Мохер.

— Ух ты, я слышала о них, даже добавила в наш путеводитель для посещения! — воскликнула я и прикрыла рот рукой. — Там невероятные пейзажи.

— Да, там очень красиво, я бы вам советовала рассмотреть их на катере. Про Утесы Мохер есть множество легенд, самая знаменитая гласит о том, что если человек прыгает со скалы, совершая самоубийство, его душа никогда не попадет в рай и вернется на Землю в виде черно-белой чайки. Так они и живут десятками лет на утесах в надежде освободиться, — Арин видит мое вытянувшееся перепуганное лицо и смеется, нарезая мясо: — Но это всего лишь легенды.

Мычу что-то нечленораздельное и продолжаю чистить картошку. Какая-то… жуткая легенда.

— Мать совсем не помню, она умерла, когда мне исполнилось три, — продолжает путешествие по прошлому Арин, и я внимательно слушаю. — Воспитывали отец и бабушка. Отец был моряком, каждое утро уходил в океан и возвращался к вечеру, но однажды и его не стало, — я только лишь взглянула на ее опечаленное лицо, не смея перебивать. — Тогда штормило, никто не вернулся обратно на берег. Остались вдвоем с бабушкой, пытались как-то выжить. Именно она научила играть на фортепиано. Оно было расстроенным, звучание совсем не то выходило, искаженное, но я практиковалась каждый день. Отец был очень строгим, но видя, как я люблю музыку, купил у знакомых старенькое пианино, настроил… — она отвлеклась и чему-то улыбнулась. — Помню те ощущения, как сейчас: пальцы коснулись клавиш, и все вокруг преобразилось. После смерти отца, и бабушка ушла на тот свет через пару лет. Заболела, денег на лечение не было… — давлю в себе нахлынувшие эмоции, после сказанного, но в носу предательски щипает. — В Эдмонтоне жила дальняя тетка, она занималась бумажной волокитой, продала ферму, землю, и забрала с собой в Канаду.

Слово за слово, и Арин рассказывает о нелегкой жизни в Эдмонтоне, строгой тетке и как искала работу. Часть о замужестве, Габриэле упускает и немного говорит о том, как стала путешествовать с труппой, затем спрашивает о моей семье, но я обхожусь парой предложений, не вдаваясь в подробности. Пока в духовке тушится баранина с картофелем, мы перемещаемся с чашками душистого чая в гостиную. Рассматриваю фотографии, стоящие на камине, и удивленно спрашиваю:

— Это Габриэль?

Арин кивает, осторожно отпивая, и улыбается.

— Да, удалось забрать только несколько детских снимков.

Удивленно смотрю на женщину, и она нехотя отвечает на немой вопрос.

— Не очень хорошо разошлись с бывшим супругом. Он сложный человек.

Больше о муже — ни слова. Арин отводит взгляд в сторону, давая понять, что тема исчерпана. Маленький светловолосый мальчуган на фото очень милый. Все то же созвездие на пухлых щеках, волосы немного закручены в спирали — просто ангелочек! Сложно поверить, что из него вырос такой… невыносимый тип. Понятно, в кого ужасный характер…

— Расскажите о детстве Габриэля? — набираюсь решимости, ставлю фоторамку и устраиваюсь в кресле, глядя на задумчивую женщину.

— Габриэль… — Арин проводит пальцами по волосам и кивает, на губах мелькает мимолетная улыбка. — Габриэль рос очень послушным ребенком.

Что? Не может быть. Я недоверчиво и даже ошарашенно смотрю на нее. Арин прикрывает ладонью рот и смеется, видя мое глупое выражение. Этот… этот ужасный, высокомерный, самодовольный грубиян был послушным?!

— Да, не удивляйся, — зеленые глаза насмешливо блестят. — С ним не было каких-то серьезных проблем. Обычный, спокойный ребенок. Он любил слушать разные истории, которые я рассказывала перед сном. Когда-то мне их рассказывала seanmháthair, бабушка, — переводит Арин. — Я учила Габриэля игре на фортепиано, он частенько сидел рядом и слушал. Я чувствовала, что он станет музыкантом, но никак не… владельцем бизнес-империи, — я впервые вижу, как красивое лицо женщины мрачнеет, но затем она возвращает беззаботное выражение. — Когда Габриэлю исполнилось семь, я подарила ему акустическую гитару, и теперь он знаменитый гитарист популярной рок-группы.

Так и проходит день за разговорами, воспоминаниями и приготовлением ужина. Ближе к вечеру, когда за окнами смеркается, на небе загораются первые звезды, в проеме появляется заспанный Габриэль. Я тихо смеюсь с его сексуальной растрепанной прически «после хорошего сна», и нарезаю салат. Парень хрипло бормочет, что в мансарде очень аппетитно пахло, и грех не проснуться. Мог бы просто сказать свою фирменную фразочку «хочу жрать», еще таким высокомерным тоном, на какой способен только Лавлес. Арин улыбается, с любовью разглядывая сына, и говорит, что ужин очень скоро будет готов. Наши с Габриэлем глаза встречаются, и он безмолвно спрашивает «все ли в порядке». Смутившись, киваю.

Спустя тридцать минут мы устраиваемся за накрытым столом, и Арин радостно оглядывает каждого из нас, задерживая взгляд на Габриэле. Парень открывает бутылку Baileys и наполняет бокалы «ирландскими сливками» — сливочным ликером. На несколько томительных секунд за столом повисает неловкая пауза. Пихаю тугодума Лавлеса ногой, округляя глаза, мол, тост, идиот. Он откашливается и протягивает бокал со словами:

— С днем рождения.

Поздравление от Бога. Беру ситуацию в свои руки и, глядя на Арин, произношу:

— Спасибо, что так тепло приняли нас. Я очень рада нашему знакомству. С днем рождения. За вас.

— Спасибо, — шепчет растроганная женщина и смахивает слезы. —