Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков

Стал сотрудником Комитета информации, Коротков, однако, в громадном здании в Ростокино появлялся не часто, разве что по вызову первого заместителя председателя Петра Федотова, руководящего всей повседневной работой ведомства. Изредка бывал он и у самого председателя — Вячеслава Молотова. Для этого ехать в ростокинскую даль не требовалось: Министерство иностранных дел располагалось на Кузнецком мосту.

Как служба особо законспирированная, нелегальная разведка разместилась не в Ростокино, а в уютном старинном особняке, вернее, городской усадьбе без какой-либо вывески в Лопухинском переулке, что соединяет Пречистинку (тогда улицу Кропоткинскую с Остоженкой (тогда Метростроевской) неподалеку от станции метро «Кропоткинская» (тогда «Дворец Советов»).

С первого дня существования КИМ стала выявляться его малая жизнеспособность как организации в целом. Очень уж разные задачи выполняли традиционно две ведущие советские разведки: внешнеполитическая и военная, хотя порой действия конкретных разведчиков за рубежом в силу складывающейся обстановки, а то и случайностей, совпадали. Различались и подготовка кадров двух ранее самостоятельных ведомств, и, как бы мы сегодня сказали, менталитет сотрудников. В самом деле, офицеры и ПГУ и ГРУ являлись военнослужащими, носили порой одинаковые звания. Однако психология человека, закончившего нормальное военное училище или академию, и его сверстника, получившего образование в гражданском учебном заведении и лишь потом проучившегося от силы год в разведшколе или на краткосрочных курсах, разумеется, не могли не совпадать в каких-то весьма существенных моментах. И выходцы из ПГУ, и офицеры бывшего ГРУ подчинялись одним и тем же уставам Красной Армии (внутренней службы и дисциплинарному), однако взгляды на служебную иерархию, отношения между сотрудниками все же изначально и серьезно различались.

Да и в «поле» им приходилось работать в разных условиях, вращаться в других слоях общества, с иных позиций, исходя из своих специфических соображений, вербовать агентуру.

Спасало положение, то есть позволяло Комитету информации как-то все же выполнять свои функции высокая квалификация и опыт основного состава кадровых сотрудников, независимо от того, к какому ведомству они ранее принадлежали.

Этот не очень удачный симбиоз продолжался, впрочем, не слишком долго. Вячеслав Молотов — о чем было известно лишь в узких кругах высшего эшелона власти — фактически утратил свое положение второго лица в партии и государстве, хотя в официальных сообщениях его фамилия по-прежнему называлась сразу за фамилией Сталина. По-прежнему в таком же порядке вывешивались его портреты в праздничные дни — за портретом «Самого». Сегодня трудно судить, почему вдруг Сталин утратил доверие к своему многолетнему соратнику. Во всяком случае, кроме незаметных стороннему взгляду признаков опалы, вождь обрушил на него жестокий удар. За «связь с сионистскими кругами» была арестована жена Молотова — Полина Жемчужина, самая старая большевичка, начальник главка текстильно-галантерейной промышленности Минлегпрома, в прошлом — ближайшая подруга жены Сталина Надежды Аллилуевой. В 1949 году Вячеслав Молотов был освобожден от должности министра иностранных дел СССР. Этот пост занял печально известный государственный обвинитель на «Московских процессах» Андрей Вышинский. Он же формально возглавил Комитет информации, но всего на три месяца. Как впоследствии признался сам Вышинский, за это время он умудрился не подписать ни одного документа, касающегося разведки!

В том же 1949 году военные добились-таки своего: вернулись в родное ведомство как второе главное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР[158].

Так как усадьба в Лопухинском переулке изначально принадлежала военным, то изрядно похудевшая нелегальная разведка КИ переехала в Ростокино.

Выход из Комитета информации военных, освобождение Молотова от обязанностей министра и председателя комитета, самым печальным образом сказались на ранге ведомства внешнеполитической разведки. Отныне Комитет информации числился уже не при Совете министров СССР, а всего лишь при Министерстве иностранных дел. И председателем КИ в последующем был впоследствии даже не сам министр, а последовательно два его заместителя: Валериан Зорин и Яков Малик, оба достаточно известные дипломаты. Постоянным заместителем председателя вместо Петра Федотова стал Сергей Савченко, бывший министр госбезопасности Украины.

Комитет информации съеживался, словно шагреневая кожа: после того, как из него вышли военные, из его ведения также изъяли и передали МГБ внешнюю контрразведку, обеспечивающую нормальное функционирование зарубежных резидентур и чекистское обслуживание советских учреждений разных ведомств.

Наконец, уже 2 ноября 1951 года, когда полностью выявилась несостоятельность Комитета информации, внешнюю разведку вернули в Министерство государственной безопасности под прежним наименованием — Первое главное управление. Министром МГБ к этому моменту был уже не Виктор Абакумов, а Семен Игнатьев, в недавнем прошлом провинциальный партийный функционер, ничего не смыслящий ни в разведке, ни в контрразведке.

Однако Александр Коротков вернулся на Лубянку несколько раньше. На основании Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) за № 77/310 от 9 сентября 1950 года в МГБ СССР было образовано сверхсекретное (даже для этого ведомства, где вообще все было секретным) подразделение скромно поименованное Бюро № 1, предназначенное для проведения диверсий и террористических актов за границей. Пункт третий Постановления выглядело так: «Утвердить начальником Бюро № 1 МГБ СССР т. Судоплатова П. А., заместителем начальника Бюро № 1 т. Короткова А. М., освободив его от работы в Комитете информации».

Автор обращает внимание читателей на то обстоятельство, что назначение обоих руководителей — и Судоплатова, и Короткова — произведено не приказом министра, не постановлением Правительства, даже не решением Секретариата ЦК ВКП(б), ведающего номенклатурной союзного значения, а постановлением высшего, хотя и неофициального органа всей власти в стране — Политбюро ЦК ВКП(б). Обычно Политбюро назначало на должности лиц ранга министров, секретарей ЦК компартий союзных республик, первых секретарей обкомов крупнейших регионов (формально, конечно, их избирали). А тут Политбюро утвердило назначение всего лишь руководителей одного из многих подразделений министерства, даже не в ранге заместителей министра, или, по меньшей мере, членов коллегии. Выходит, не простого подразделения. Так оно и было.

Создание Бюро № 1 при всех явной и неявной противоречивости данного решения было сделано в какой-то степени с учетом горького и тяжелого опыта начального периода Великой Отечественной войны. Тогда Особая группа при наркоме НКВД, переросшее за полгода в знаменитое Четвертое управление, создавалась фактически на пустом месте, когда значительная часть западных регионов СССР уже была захвачена врагом.

В известной мере это было вынужденным ответом СССР на образование НАТО и создание в США обширного арсенала атомного оружия и тяжелых бомбардировщиков класса «Летающая крепость» для его доставки. Дело в том, что Советский Союз хотя и произвел в августе 1949 года первое испытание собственной атомной бомбы, созданной объединенными усилиями наших ученых, инженеров, рабочих и… разведчиков, но ничем, похожим на реальный «атомный щит», еще не обладал. До выхода на так называемый атомный паритет, способный удерживать возможного противника от соблазна начать ядерную войну перед угрозой неизбежного и адекватного ответного удара, нам было еще, ох, как далеко.