Басилевс - Виталий Гладкий

– Хорошее предложение, – оживился Руфус и со вздохом сожаления сунул опустевший кошелек в переметную суму. – С раннего утра во рту словно в свинарнике, но тем вином, что нам выдают, можно разве что тараканов травить.

– Однако, вчера вечером так тебе не казалось, – переодеваясь, насмешливо сказал Тарулас. – Ты вылакал и половину моей доли.

– Так то было вчера, – широко осклабился бывший кормчий, доставая новый плащ.

– И-хей! – возопил внезапно развеселившийся Пилумн. – Сегодня гуляем! И пропади оно все пропадем. Мне эта служба во где сидит, – красноречивым жестом показал на горло. – Как в болоте киснем. Сейчас бы с нашим бывшим легионом взять пару городов да сдобных молодок помять. А, брат? – он хлопнул по спине Таруласа. – Бывали деньки…

И в этот миг скрипучая дверь караульни отворилась, и на пороге появился один из подчиненных бывшего центуриона, плосколицый сармат-полукровка, кряжистый и кривоногий.

– Лохаг, к тебе… там… это… – обратился он к Таруласу, коверкая эллинскую речь. – Девишька.

– Девушка? – в недоумении переспросил его ло– хаг. – Что ей нужно?

– Гы-гы-гы… – заржал Пилумн. – То-то и оно, брат. Ты уже начал забывать, что девушкам от нас нужно. Веди ее, узкоглазый, сюда. Да смотри, чтобы поменьше видели. Иди, иди, – подтолкнул он замешкавшегося аспургианина к выходу.

Тарулас меланхолично пожал плечами и поторопился натянуть кафтан. Пилумн, пригладив вихры, принял молодецкий вид, выставив вперед левую ногу и положив правицу на рукоять меча. Только Руфус смешался и, закутавшись в плащ, выбрал самый темный угол.

Девушка была светловолоса, стройна и улыбчива. Приветливо кивнув Руфусу и Пилумну, она непринужденно, будто знала его по меньшей мере добрый десяток лет, обратилась к Таруласу:

– Хайре, лохаг. Моя госпожа, несравненная Ксено, приглашает тебя и твоих друзей разделить с ней трапезу.

– В самый раз… – расплылся в улыбке Пилумн и лукаво подмигнул Руфусу, от смущения красному, как вареный рак.

– Мы благодарим твою госпожу за ее доброту, – лохаг строго посмотрел на развеселившегося Пилумна. – Но я не думаю, что такие неприметные личности, как воины полуварварской хилии, могут усладить взор первой красавицы Пантикапея. Передай ей от нас низкий поклон и наши лучшие пожелания. К тому же, мы сейчас должны проводить учебные поединки.

Недоумевающий Пилумн, уже предвкушавший обильный обед в славящемся на всю столицу Боспора госте-приимством и редкими заморскими винами доме гетеры, хотел было возразить приятелю, но, натолкнувшись на его жесткий непреклонный взгляд, прикусил язык: по опыту общения с бывшим центурионом он знал, что тот почти никогда не совершает необдуманных поступков. Поэтому наш обжора и забияка, в душе негодуя и свирепствуя, потупился и присоединился к безмолвствующему Руфусу – бывшего кормчего при виде Анеи, служанки Ксено, казалось, хватил столбняк.

– Ах, учения, поединки… – с пренебрежением отмахнулась Анея от доводов Таруласа. – Хитрецы… – она погрозила тонким изящным пальчиком. – Держи, ло-хаг, – Анея протянула Таруласу вощеную табличку с надписью. – Моя госпожа предполагала нечто подобное, а потому испросила согласие на увольнительную у вашего начальника.

– Похоже, это не приглашение, а приказ, – хмуро заметил Тарулас, бросив око на «верительную» грамоту Анеи.

– Поверь мне, что это самый сладкий приказ, какой только может получить воин, – смеясь, ответила ему Анея. – Поторопитесь, и вас ждет встреча с самыми красивыми и нежными девушками Пантикапея.

– Ну, если так… – сделав постное лицо, Пилумн решительно направился к выходу, стараясь не встречаться взглядом с Таруласом.

За ним, виновато потупясь, загромыхал тяжелыми воинскими сандалиями и Руфус – пожалуй, впервые за все время знакомства с бывшим центурионом он осмелился поступить вопреки его воле. Но взгляд, которым Анея одарила Руфуса, напрочь лишил гиганта способности не только кому-либо повиноваться, кроме золотоволосой фракийки, но и здраво соображать.

Тарулас, исподлобья зыркнув в наивные и простодушные глаза служанки Ксено – чересчур наивные и простодушные, чтобы в это можно было поверить, – тяжело вздохнул про себя и мрачно зашагал вслед приятелям. Он понимал, что своенравная красавица-гетера позвала на обед лохагов аспургиан вовсе не из-за мужских достоинств, а по причине несколько иного свойства, пока ему неведомой. И от этого измученное невзгодами и скитаниями сердце старого легионера в предчувствии беды больно сжалось и трепыхнулось не в такт – как бы не пришлось расплачиваться за поистине царское угощение в триклинии Ксено слишком дорогой ценой.

– …Вина, конечно, мы пили и получше, но на закуски жаловаться грех, – рапсод Эрот с видимым удовольствием наполнил свою довольно вместительную чашу. – Что скажешь, брат? – обратился он к возлежащему рядом борцу Калусу.

Тот только промычал что-то невразумительное в ответ, вонзая крепкие зубы в запеченного в тесте гуся.

– Я и не сомневался в твоем мнении на сей счет. Хотя, если честно, мне нравится, что этого благословенного напитка здесь больше, чем вдоволь. И самое главное – за это не нужно платить, – продолжал трепаться рапсод, закусив очередную порцию выдержанного косского вина виноградиной. – Что весьма существенно в нашем, прямо скажем, аховом положении. Не так ли? – снова спросил он своего соседа по пиршественному столу.

Но Калус в ответ лишь звучно отрыгнул и поторопился протолкнуть застрявший в горле кусок мяса поистине богатырским глотком пьянящего напитка.

Вовсе не смутившись от такого невнимания к своей персоне, Эрот украдкой переправил под стол приличный кусок дичи лохматому Фату, неизменному спутнику странствующего скитальца-рапсода. Как пес попал в триклиний Ксено, оставалось загадкой не только для ее гостей, но и для весьма бдительных слуг гетеры. Уж они-то точно знали, что этот пронырливый прохиндей, вор и обжора, каких свет не видывал, в списке приглашенных не значился. Впрочем, переживания прислуги мало волновали притаившегося Фата, мощными челюстями неутомимо перемалывающего в муку полуобглоданные кости и всю снедь, какую только мог бросить под стол его хозяин.

Задумчивый и мрачный Тарулас ел и пил мало и неохотно. Несмотря на теплый и вполне дружеский прием, оказанный ему и его приятелям пассией самого царя Перисада, какие-то смутные, недобрые предчувствия томили душу лохага. В отличие от большинства гостей, возлежащих на мраморных скамьях триклиния, он сел на инкрустированный перламутром дифр в дальнем углу, где на кованых гвоздях висели какие-то венки, украшенные лентами. Пилумн и Руфус, поколебавшись, не последовали примеру своего общепризнанного вожака, и, нимало не смущаясь, вольготно расположились на пиршественных ложах, застеленных шкурами леопардов, похоже, привезенных купцами из Колхиды. Как обычно, они пили и ели каждый за троих, а потому вскоре неунывающий Пилумн уже тискал румяную фракийку, одну из подружек хозяйки дома, а более степенный Руфус пытался привлечь внимание Анеи, как бы невзначай выставляя напоказ свои и впрямь впечатляющие бицепсы и невпопад подмигивая светловолосой прелестнице.