Никто не знает Сашу - Константин Потапов

чтобы в последний момент, за секунду до удара о притолоку вспомнить о ней и стукнуться ещё раз, до искр в глазах.

Телефон в кармане. Кажется, тяжелеет на сообщение. И потом ещё на одно. Но ты не смотришь. Далеко внизу жители озёрного города заждались Барда. Ты смотришь в лайнап, как в колчан со стрелами, а там из достойных и метких – всего три. Первая – рок-н-ролльная, «Последняя». Написал Ксюше, ты начинаешь играть и зал оживляется, и дракон на мушке, но вспоминаешь, как пел её Рите в Индии, идиот, обкурились, любились, просила спеть. И как удар под локоть – сообщение в телефон. Голос твой вздрагивает. Струна-тетива вздрагивает. И проходит мимо дракона. Залу всё равно. Можно, конечно, залезть в карман, выключить телефон. Но тогда ты увидишь экран. И сообщение. Ты тогда вообще не сможешь доиграть.

И ты достаёшь «Океаны». Самую свою инди-песню, написал на бардовском фесте, глядя с Горы на море огоньков. Но ты стал встречаться с Ксю, а она – ходить в Жан-Жак и «3205» с новыми друзьями, и ты застыдился себя и переделал песню на модную инди-манеру. Ты целишься прямо в глаз камеры. В главное издание современности. В котором знают, как себя вести с женщиной. Какой альбом, пожалуй, главный в этом году. Кто – лучший писатель поколения. Как правильно мыть руки, дышать, жить, надевать презерватив. Посмотрите наши карточки прямо сейчас. В издание, где работает она.

Но на первом же припеве в твоё бедро вонзается ещё одно сообщение. Мимо. Твой промах видят не только зрители в зале, но и по ту сторону экрана. Твою скучную трансляцию смотрят секунду. И расправляются с ней одним скроллом. Твою жалкую трагедию в прямом эфире пролистывают наравне с рекламой кроссовок. Новым выпуском Дудя. Изнасилованными женщинами. Очередной войной в Сирии. Свежим мемчиком. Статистикой ВИЧ в России.

Но тебе-то не пролистнуть это, Саша. Ты здесь, на сцене. И так уже 15 лет. 15 лет спасаешь горящий город от дракона. Им самим надоело. Все эти бесконечные описания твоих неудачных концертов. Они-то могут развернуться и выйти. Но тебе играть дальше. Не получится пролистнуть. Да-да. Бардовская песня. Костры. Палатки. Дым. Покажи равнодушному зрачку камеры, какую эпоху они оставляют, какой русский язык убивают, давай, удиви их, сейчас они всё увидят, схватятся за голову, возопят к небесам – какие мы были дураки, удалят всех рэперов с сайта, сделают карточки – Почему надо слушать Сашу Даля. Нет, конечно.

Но может, этим людям в зале это нужно. И я заряжаю «Дождись». И так жду сообщения, очередной удар в бедро, что вздрагиваю, когда оно не приходит. Оно не приходит в течение всей песни. И потому я промахиваюсь, а дракон летит на меня. И я бегу, бегу в свою комнатку, где папина гитара, тайком из шкафа, пока не пришёл с работы, привожу дракона в самую свою сердцевину, и знакомые шаги по лестнице, и скрежет ключей в двери, пришёл с работы, и надо спрятать гитару, папа, я посвятил тебе песню.

Знаете, я так, наверное, не к месту со своими песнями в нынешнее время. Не-ет! – кричат девочки в зале. Наверное, это мой последний концерт сегодня – набрасываю аркан – затихли. Да, я, наверное, сегодня последний раз для вас играю. И эта песня, она посвящена моему отцу. И я пою «Сад».

Зал притих. Я один. Наедине с отцом, которому я посвятил эту. С детством в лесах у Волги. С нашим молчанием в несколько лет. С тем, что не приехал на защиту своего диплома. Аркан дрожит, голос слетает с опоры, мажу мимо нот, слёзы текут по щекам. Покашливания. У двери кто-то разговаривает. Девушка выходит из зала. Потом выходит другая.

Осталась одна. Похожая на «Вондерволл». Новая. В тёмное пятнышко под левой лапой. Куда целится каждый Бард. И я знаю, что в самый неподходящий момент меня опять толкнёт под локоть, в бедро – вибрация сообщения. Я чувствую вибрацию, но пою. Пою. Чувствую – зал мой. Зал мой. Зал на 150 человек в Москве, моя главная победа за жизнь, но – моя. Я на середине первого куплета, стрела летит в дракона, мне надо довести до самого конца, ты была рок-звездой, не имевшей аналогов, мы помиримся не раньше, чем братья Галахер, и припев, и снова вибрация. Но я не вздрагиваю. Даже когда осознаю. Что отрывистые и частые вибрации. Слишком ритмичны для. Простых СМС. Она. Мне. Звонит. Прямо на сцене. Но я. Несусь припевом, острием. В это тёмное. Пятнышко у каждого. В зале. Второй куплет. А телефон звонит. Вонзается в бедро. Второй припев. Дожить, допеть бы до бриджа и всё. Бридж – это остриё. В плоть дракона. Дайте мне. Исполнить. Бридж. И зал. Будет. Мой. И в концерте случится хотя бы одна. Одна – но до мурашек. А если случилась одна. Значит, и концерт. Случился. После бриджа неважно. Будет ли припев или нет. Я могу оборвать песню на. Полуслове. С треском выдернуть шнур из гитары. Молча уйти со сцены. Дайте мне пройти по узкому мосту. И концерт случится. Несмотря на телефон в кармане. Почти.

И тут колонках начинается. Прямо посреди голоса. Прямо посреди бриджа. Разрушая хрупкий мост. Треск сотовой волны от долгого звонка. И уже кто-то прыскает на задних рядах. И горожане растерянно моргают. И кто-то смеётся громче. И стрела пролетает мимо. Дракон жив. Я допеваю, падая с моста. А кто-то смеётся. Я опускаю голову. В штанине справа. Слабо светится звонящий телефон. Весь зал видит. Выключите ваши мобильные устройства.

И вот я устало и зло улыбаюсь. И пою про Адидасы. Пою её, издеваясь над собой. И это – самый живой момент в концерте. Это был самый живой момент.

16. Саша Даль. Марбург

Как ты провёл эту ночь, ты, конечно, не помнишь. Заперся в гримёрке на 40 минут. Дождался, пока все выйдут.

Звонил, натыкался на короткие. Потом – абонент не.

Бродил по центру. Стрелял сигареты. Мёрз. Сидел в круглосуточном «Беверли-Хилз». Официантка настойчиво уносила из-под твоих рук – меню, опустевший френч-пресс, чашку. Спешила стереть твоё пребывание. И ты вспомнил, что так же сидел в туре, в пиццерии и смотрел на строчку на табло: Саша 4 сыра. Ввалилась толпа шумных подростков и назаказывала, и тебя сместили с экрана. Ты усмехнулся и пошёл выкинуть картонку, а на контейнере было написано «Спасибо, что убрали за собой».