Сен-Жюст. Живой меч, или Этюд о счастье - Валерий Шумилов

Перед самим собором прямо на площади была сооружена огромная символическая «гора» (из размалеванного холста), на вершине которой помещался греческий храм. Именно туда поднялась, а затем спустилась богиня Разума, призываемая всеми депутатами Конвента, дружно исполнившими у подножия «горы» гимн Свободе. «Освободив» от цепей прикованного к «горе» чернокожего раба, «богиня» села на свой трон, построенный на высоком алтаре собора…

До самого утра следующего дня санкюлоты танцевали вокруг костров, разожженных прямо у «храма Разума» на Гревской площади, пели и поднимали бокалы за новую гражданскую религию – Культ Разума. В огонь между тем летели атрибуты прежней религии – деревянные статуи, иконы, облачения, священные книги, Библии…

Ведь истинным республиканцам нужны только хлеб и железо…

Вместе с погибшими церковными кое-где по стране серьезно пострадали или вовсе были уничтожены и некоторые исторические реликвии. Так, безвозвратно погибла рака святой Женевьевы, «небесной» патронессы Парижа, вытащенная из собора Парижской Богоматери и сожженная на Гревской площади. В огне сгорела и рубашка святого Людовика. В Реймсе, этом городе королей, комиссар Конвента пятидесятишестилетний Филипп Рюль, бывший протестантский пастор с мрачным лицом и длинными спадающими на плечи белыми волосами, подняв над головой знаменитый священный сосуд с «неисчезающим елеем», из которого вслед за Хлодвигом были помазаны на царство все французские короли, считавшийся драгоценнейшей реликвией Франции, назвал этот «дар небес» ничего не стоящей бутылкой с маслом и на глазах огромной толпы горожан с силой швырнул его себе под ноги на мостовую.

Некоторым реймским старейшинам, присутствовавшим при этом зрелище, стало дурно, и они предрекли старцу Рюлю нехорошую смерть в скором времени. Пастор только рассмеялся в ответ на зловещее «карканье» защитников фанатизма, не предполагая, что всего через полтора года будет вынужден под угрозой ареста и гильотины покончить с собой, заколовшись кинжалом. Верующие французы в своих рассказах о смерти беглого пастора немедленно переиначат способ смерти Рюля, вложив в руку самоубийцы вместо кинжала пистолет, из «которого он вдребезги разнес себе череп так же, как разнес на куски «священную чашу Хлодвига»…

В самый день Праздника Разума в Париже в «Освобожденном городе» Франции, который совсем недавно назывался Лионом, «делатель чудес» Жозеф Фуше, продолжая свои неистовства, провел атеистическую панихиду «незабвенному революционному мученику» и главе лионских якобинцев Жозефу Шалье, павшему от рук злодеев-федералистов.

Тело Шалье, казненного 16 июня, в день похорон другого революционного мученика Марата, было вырыто из могилы и сожжено, а пепел собран в урну, которую вместе с бюстом самого Шалье поместили на носилки, покрытые трехцветными знаменами. Несколько прибывших в Лион парижских якобинцев в красных колпаках, сопровождаемые пестрой толпой горожан, понесли эти носилки на главную площадь «Освобожденного города» – площадь Терро, где был установлен большой Алтарь Свободы из дерна. Погребальному шествию придали ярко выраженный антиклерикальный характер, может быть, потому, что Шалье был, как и Фуше, священником-расстригой: из всех лионских церквей были выброшены остатки церковной утвари, священные книги и покровы. Саму похоронную процессию замыкал осел, наряженный в церковное облачение, на уши которого была напялена епископская митра, а к хвосту привязаны Библия и распятие, которые на потеху ревущей толпе волочились по уличной грязи.

У алтаря, на котором были торжественно установлены бюст Шалье и урна с его прахом, Фуше произнес необычную речь, в которой стандартные патриотические выражения перемежались со странными формулами, что «дымящаяся кровь аристократов станет для тени Шалье, принесенного в жертву кровожадному католическому богу, ладаном…». Вскоре проконсул исполнит свои обещания картечными залпами из пушек в упор по безоружным связанным контрреволюционерам, а пока республиканская месса по Шалье завершилась большим костром прямо у алтаря, куда под одобрительные крики патриотов «Смерть аристократам» и «Месть! Месть!» полетели церковные облачения, дароносицы, распятия и отвязанное от ослиного хвоста евангелие. Затем осла на глазах у всей толпы «причастили» из освященной чащи в награду за его кощунственные заслуги, а бюст Шалье отнесли в ближайшую церковь, где водрузили на алтарь вместо разбитого изображения Христа…

Кроме того, заспиртованную отрубленную голову Шалье второй лионский проконсул Колло д’Эрбуа отвозит в Париж, где торжественно преподносит ее скорбящим в своем праведном гневе якобинцам, и, таким образом, с убиенными прежде Лепелетье, заколотым слугой короля Пари, и с Маратом, зарезанным аристократкой Корде, главных официальных мучеников революции во Франции становится трое, – весьма подходящее число для устанавливаемой в Республике новой гражданской религии. И вот новая «республиканская троица», состоящая к тому же из представителей всех трех сословий (дворянина, врача и священника!), совсем уже готовится вытеснить обманный культ святых христианских мучеников, убитых не за божий народ, а всего лишь из-за упорства в вере! И кто теперь скажет, что вера в Республику Жан-Жака слабее?!

Во имя революционных мучеников – Марата, Лепелетье и Шалье – истинно!

Вслед за мессой бывшего священника Фуше, которую даже современники называют «черной», по всем центральным департаментам Франции прокатывается подобная же волна «республиканских месс» и «праздников Разума».

Наблюдая их, остатки «партии философов» только протирали глаза от удивления, видя, куда завел культ Энциклопедии и незабвенного Жан-Жака неграмотных бедняков.

…Санкюлоты в отрепьях или вырядившиеся в священнические одежды, но предводительствуемые обычно вполне прилично одетыми гражданами с трехцветными перевязями (депутатами, комиссарами и местными магистратами), держа в руках кадильницы и чаши для причастия, восседали на этих шествиях на ослах или управляли повозками, в которые были запряжены козлы и свиньи, увешанные крестами и молитвенниками. «Главные» ослы с митрами на головах изображали епископов. На повозках везли статуи святых, оставшиеся не уничтоженными дворянские гербы и скульптурные изображения королевских лилий, а также чучела чужеземных монархов и папы римского. Участники процессии, размахивая кадильницами и крестами, «благословляли» прохожих и, распевая громкие песни, останавливались у дверей каждого трактира, протягивали чаши и дароносицы, и хозяин с бутылью трижды наполнял их доверху «святой водой республиканцев» – вином. Добравшись до ближайшего «храма разума», санкюлоты устраивали в нем необычное «богослужение»: разыгрывали шутовские сцены и пантомимы. Завершался карнавал бесплатным «пиром равенства», в котором ели прямо на клиросах, закусывали на дискосах и пили из потиров, а вокруг разожженных на церковной площади из храмовых скамеек, икон и балюстрад приделов костров до самого утра танцевала обезумевшая чернь. Сбрасывались с колоколен последние колокола, сдирались напрестольные пелены и плюшевые стихари, которые шли на тряпки или даже на брюки «бесштанных». Те церковные книги, которые не сгорали в пламени костров, издирались на бумагу для патронов, а оловянная посуда грузилась на повозки для «пулевых» нужд армии.