Талтос - Энн Райс

Где-то послышался шум, какой-то всплеск. Мэри-Джейн бросилаящик со льдом в лодку. Значит, там была лодка. Мона пыталась идти как можнобыстрее по скрипучим, расщепленным доскам. Каждый шаг сопровождался мучительнойболью. Затем совершенно неожиданно она ощутила, что происходит что-то реальное,будто должно что-то случиться. Боль, похожая на удар кнута, опоясала спину италию, или, вернее, то, что осталось от талии. Мона остановилась, кусая губы,чтобы не кричать.

Мэри-Джейн бежала обратно к лодке уже со вторым грузом.

– Мне нужна помощь, – сказала Мона, и последнееслово произнесла уже едва слышно. Она медленно прошла к краю пирса, радуясь,что на ней туфли без каблуков, – а ведь вовсе не думала об этом, когдаобувалась, – а затем увидела широкую мелкую пирогу, когда Мэри-Джейнпогрузила в нее последний из мешков и пошвыряла туда же все одеяла и подушки.

– А теперь дай-ка мне фонарь и стой на месте, пока я неподгоню лодку ближе.

– Мэри-Джейн, я вроде бы… Ладно, я скажу… Похоже, что ябоюсь воды. Я хочу сказать, что действительно чувствую себя по-настоящемунеуклюжей, Мэри-Джейн, и не знаю, смогу ли забраться в эту лодку.

Боль полыхнула снова.

«Мама, я люблю тебя, я боюсь».

– Ладно, не бойся, замолчи! – сказала Мона.

– Что ты сказала? – спросила Мэри-Джейн.

Мэри-Джейн прыгнула в большую металлическую лодку, схватиладлинную палку, как-то прикрепленную к борту, и затем быстрыми толчками подалалодку назад. Фонарь стоял спереди – похоже, там была маленькая скамеечка иличто-то другое, специально для него. Остальной груз лежал возле кормы.

– Давай, милая, просто войди в нее, да, вот такправильно, обеими ногами.

– О боже, мы утонем!

– Нет, дорогая, это просто глупо: здесь не глубже шестифутов! Мы будем грязные, но не утонем.

– Я с легкостью утону и в шести футах, – вздохнулаМона. – А дом! Ты только взгляни на этот дом!

– А что с ним?

Мир проявил милосердие и перестал качаться и кружиться.Возможно, Мона слишком крепко сжимала руку Мэри-Джейн и причиняла ей боль. Все,пора ее отпустить… О'кей, спокойно! Мэри-Джейн схватилась обеими руками запалку, и они отчалили от пирса.

– Мэри-Джейн! Ты только посмотри, Мэри-Джейн, –воскликнула Мона.

– Все хорошо, милая, мы поплывем медленно, ты простостой спокойно и ни о чем не беспокойся. Это большая, устойчивая посудина. Ничтоне заставит ее накрениться. Ты можешь встать на колени, если хочешь, или дажесесть на дно, но сейчас я бы не советовала тебе волноваться по этому поводу.

– Дом, Мэри-Джейн! Этот дом клонится на одну сторону.

– Дорогая, он пребывает в таком состоянии уже пятьдесятлет.

– Я знаю, ты говорила об этом, но что будет, если онутонет, Мэри-Джейн! Боже, я не могу вынести даже его вида! Это ужасает – что-тотакое большое и так накренившееся, как…

Новый взрыв боли – жестокой и глубокой при всей егократковременности.

– Ладно, перестань глядеть в его сторону! –приказала Мэри-Джейн. – Ты можешь мне не поверить, но я сама, с компасом икуском стекла, измеряла угол наклона, и он оказался меньше пяти градусов. Этовсе из-за этих колонн, стоящих вертикально: они и создают впечатление, что домсобирается перевернуться.

Она подняла шест, и плоскодонная лодка по инерциизаскользила вперед, быстро и плавно. Весь мир вокруг них, шелестящий и мягкий,был окутан призрачным светом ночи; лозы обвивали ветви лиственного дерева,которое выглядело так, словно вот-вот может упасть.

Мэри-Джейн снова уперлась шестом в дно и с силойоттолкнулась, послав лодку вперед, к огромным теням, высящимся над ними.

– Боже мой, неужели это передняя дверь?

– Да. Тебе кажется странным, что она соскочила спетель? Но именно туда мы и направляемся. Дорогая, я собираюсь подвести тебяпрямо к внутренней лестнице. Мы привяжем лодку там, где всегда.

Они добрались до веранды. Мона прижала руки ко рту. Ейхотелось закрыть глаза, но она знала, что тогда упадет. Она стала смотретьпрямо вверх, на дикие лозы, переплетавшиеся над ними. Куда бы она ни взглянула,везде взгляд упирался в шипы. Должно быть, когда-то здесь цвели розы, и, бытьможет, они зацветут снова. А вон там в темноте мерцают какие-то соцветия.Похоже, глициния. Мона любила глицинии.

А что, если эти большие колонны сейчас рухнут? Мона никогдапрежде не видела таких широких колонн. Боже, даже глядя на многочисленныеизображения дома, она не могла и мечтать, что он окажется таким огромным!Безусловно, он был выстроен в стиле роскошного греческого Ренессанса. Но притомона действительно не знала никого, кто мог бы жить здесь, по крайней мере незнала ни одного человека, которого могла бы припомнить.

Стеклярусная вышивка на потолке веранды вся сгнила, икошмарная темная дыра зияла над тем, что могло быть прибежищем гигантскогопитона… или, скажем, огромным гнездом тараканов? Быть может, лягушки едяттараканов? Лягушки поют, заливаются: прелестные звуки, очень сильные и громкиев сравнении с нежным пением садовых цикад.

– Мэри-Джейн, надеюсь, здесь нет тараканов?

– Тараканы? Дорогая, здесь обитают мокасиновые змеи,водяные щитомордники и крокодилы, их там видимо-невидимо. Мои кошки едяттараканов.

Они проскользнули через переднюю дверь и неожиданнооказались в холле, открытом, громадном, наполненном запахом влажной,пропитанной водой известки, клея от осыпающихся обоев, а также прелого дерева.Здесь все было насыщено запахами гниения и болота, живых болотных тварей ижурчащей воды, отбрасывавшей мрачные блики на стены и потолок; повсюду рябь…рябь… и колеблющиеся отблески… рехнуться можно. Внезапно она представилаОфелию, скользящую по этому потоку с цветами в волосах…

Если хорошенько всмотреться, сквозь большие двери, ведущие вразрушенную гостиную, видно, как танцует луч света на стене. Сгнившие остаткидрапировок настолько потемнели от воды, что цвет их стал неопределимым. Бумагасвисала клочьями с потолка.

Маленькая лодка с шумом стукнулась о ступени. Мона встала исхватилась за перила, уверенная, что они зашатаются и упадут, но этого неслучилось. И слава богу, ибо новый приступ боли опоясал ее посредине и впился вспину. Ей пришлось задержать дыхание.

– Мэри-Джейн, нам нужно поторопиться.

– А то я сама не знаю, Мона Мэйфейр! Не напоминай, я итак напугана.

– Не пугайся. Будь храброй. Морриган нуждается в тебе.

– Морриган!