Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

в какое сравнение с фальсификацией А. Н. Толстого, и тогда становится ясен гнев Сталина (по словам Черкасова в его воспоминаниях, Сталин считал главным недостатком Грозного то, что он был, по Эйзенштейну, слишком «мягок» с боярами). Эйзенштейн попытался приспособиться и в умеренной степени исказить историю, но Сталину требовалась фальсификация в духе А. Н. Толстого, а ЦК нашей партии, «ум, честь и совесть народа» поступило по-холопски.

Но если отвлечься от истории, то сам фильм выполнен прекрасно, особенно «пещное действо» и сцена отпевания казненных Колачаевых. Отрадно и то, что под шумок выпустили на экран «отреченный» фильм, тем самым «ревизовав» одно из глупейших постановлений ЦК.

Ульяновск, 2 октября 1958 года

О тирании и измене

В «Литературной газете» № 6 от 7 февраля 1968 года появилась заметка профессора Московского государственного университета Г. А. Новицкого «Вопреки исторической правде» (стр. 6):

«Знакомясь с новыми номерами журналов, я, как ученый, занимающийся историей России XVI века, не мог не обратить внимание на стихотворение Олега Чухонцева в „Юности“ (№ 1). Оно называется „Повествование о Курбском“. В этом произведении молодой поэт попытался показать внутренний мир Курбского, его настроение в связи с бегством из России и переходом на сторону Сигизмунда II Августа – противника Ивана IV в борьбе с Россией за выход к Балтийскому морю. Помыслы Курбского, когда он писал свое известное обличительное письмо Ивану IV в стихотворении раскрываются так:

Чем же, как не изменой воздать за тиранство,

Если тот, кто тебя на измену обрек,

Государевым гневом казнил государство,

Сам отступник, добро возводящий в порок!

Категоричность такого тезиса, хотя бы и исходящего из уст изменника-полководца, по меньшей мере удивляет.

Князь Андрей Михайлович Курбский – достаточно сложная и противоречивая историческая фигура, чтобы о его облике и действиях можно было судить односторонне, между тем О. Чухонцев именно так, односторонне трактует образ Курбского, явно его идеализируя. Да, Курбский известен как автор посланий Ивану Грозному и большого политического памфлета, в которых обличались жестокие формы борьбы царя с противниками централизации государства. Эти произведения оставили заметный след в истории русской политической мысли и русской публицистики. Но в своей борьбе с Грозным Курбский не ограничивался политическими посланиями. Выразитель интересов крупной феодальной аристократии, он вступил на путь вооруженной борьбы против своей родины. Уже вскоре после побега он во главе больших польско-литовских отрядов участвовал в нашествии на русские земли. В 1579 году он принял активное участие в походе Стефана Батория на Полоцк. Этот поход представлял большую опасность для России.

Борьба Курбского с Иваном Грозным, объяснимая конкретно-историческими обстоятельствами того времени, не может быть оправдана таким образом, как это делает Олег Чухонцев. Бегство Курбского не было простым отъездом вельможного феодала из-под власти одного государя под власть другого, что часто имело место в эпоху феодальной раздробленности. Надо заметить, что несмотря на все ужасы опричнины, таких „бегунов“ все же было очень мало; князь Курбский был самым крупным из них и самым опасным по своим враждебным действиям против России. Все сказанное дает право мне, историку, упрекнуть молодого поэта в легковесном обращении с историей и искренне пожелать ему более углубленно изучать историческую эпоху в связи с теми сюжетами, которые привлекают его творческий интерес, и, так сказать, окрыляют его поэтическую фантазию. Хочу, кстати, заметить, что в последнее время мне приходилось читать и некоторые другие поэтические произведения, авторы которых чрезвычайно вольно и поверхностно обращаются с историческими фактами, вырывая их из конкретных социально-политических обстоятельств. Жаль, что иные литераторы не стремятся постичь историческую правду во всей ее конкретной сложности, а ведь именно это и отличает подлинно зрелые художественные произведения».

Я переписал полностью это письмо в редакцию – характерное как образец современных бездарных казенных историков. Следует все-таки отметить, что по сравнению со временем Сталина прогресс есть: автор деликатно упрекает О. Чухонцева в незнании фактов, признает «ужасы опричнины» и даже объясняет борьбу Курбского с Грозным конкретными историческими обстоятельствами. Но ведь Новицкий обвиняет Чухонцева не в искажении фактов, а в толковании фактов несоответственно казенному пониманию. А сам профессор вольно обращается с фактами в духе современного казенного толкования. Сигизмунда он считает противником выхода России к Балтийскому морю. Ему как историку должно было бы быть известно, что выход к морю был и в начале войны (Ям, Иван-город, Копорье), что Польша предлагала Ивану после первых его успехов раздел Ливонии, т. е. еще более расширяла выход России к морю и борьба ожесточилась лишь потому, что Иван требовал всю свою «вотчину», т. е. оперировал вовсе не выходом к морю, а получением того, что он считал своим законным наследством.

Новицкий не отрицает, что отъезд феодала к другому государю был обычным явлением и не был преступлением, но считает, что несмотря на ужасы опричнины «бегунов» все же было мало. Сколько бегунов было из аристократии, мне неизвестно. Судя по словам Федора Иоанновича (см. А. К. Толстой «Царь Федор Иоаннович». Избр. пр. Лениздат, 1980. С. 507)

«Да их, я, чай, туда бежало много?»

«Мое такое разуменье, шурин:

Нам делать так, чтоб на Руси, у нас

Привольней было жить, чем у чужих;

Так незачем от нас и бегать будет!»)

Помимо феодалов бежало из Московской Руси колоссальное количество разоренных опричниной крестьян, которые образовали обширную группу воровских казаков, вероятно, принимавших участие и в нашествии татар и грабивших Россию во времена Смутного времени по собственной инициативе. Возможно, что бегунов от аристократии было не так много, но это объясняется тремя причинами: 1) консерватизмом и ультрапатриотизмом таких людей, как Михайло Воротынский и И. П. Шуйский и проч., 2) страшной опасностью такого отъезда, так как Иван IV не признавал права на отъезд (в этом многие историки видели его прогрессивность), 3) круговой порукой: за отъезд подвергались страшному возмездию вся родня бежавшего и даже его холопы (этот порядок восстановлен при Сталине).

Даже Новицкий не склонен осуждать Курбского за отъезд, но осуждает его за активное участие в борьбе с Россией и говорит, что походы Батория представляли опасность для России. Какой России? Баторий, видимо, думал осуществить проект своих предков и связать Новгород и Псков с Литвой. По драме «Смерть Иоанна Грозного» Баторий предъявляет требование – максимум – отдать Короне Польской Смоленск и Полоцк, Новгород и Псков. Смоленск и Полоцк долго были во власти Польши и Литвы, Новгород же и Псков, соединясь с Польшей, осуществили бы проект