«Чувствую себя очень зыбко…» - Иван Алексеевич Бунин

шипением бурлящей, стекающей воды, и пахучим холодом завывающего ветра, и клокочущим ревом захлебывающегося умывальника… Вдруг я совсем очнулся, вдруг всего меня озарило необыкновенно ярким сознанием: да, так вот оно что, – я в Черном море, я на чужом пароходе, я зачем-то плыву в Константинополь, России – конец, да и всему, всей моей жизни тоже конец, даже если и случится чудо, и мы не погибнем в этой злой и ледяной пучине! Только как же это я не понимал, не понял этого раньше?”

“Конец, конец!”

К счастью, это не был конец. Это не только не был конец, как казалось Бунину в роковой день разлуки с Россией, – неожиданно для него самого это было началом нового периода его жизни, творческой работы, когда талант развернулся шире, глубже.

Жизнь как будто и в самом деле надо было начинать сначала – впереди сколько-нибудь определенного ничего не было. Неожиданно предложил ему читать лекции болгарский университет. – “О чем?” – “О чем сами захотите…” – И он, в самом деле, неожиданно для себя был утвержден профессором университета, но утверждение пришло, когда он был уже в Париже. Тянула к себе “столица мира”, средоточие русской жизни вне русских пределов. А главное – манила работа в любимой области, и он отказался от профессуры, хотя материально она его и обеспечивала. Решил устроиться на жизнь во Франции – единственное место, где жизнь казалась ему возможной, кроме России. В Париже отдохнул, окреп, успокоился. Но писать еще не мог – все недавно пережитое лежало на душе стопудовой тяжестью. Да и вообще, он с трудом писал в больших городах – ему нужна была сельская тишина, возможность сосредоточиться, уйти в собственные переживания. К литературной работе он вернулся только в маленьком старинном городке Амбуазе на Луаре, где провел лето. Там он начал писать и прозу, и стихи…

Он долго искал место для жизни, как птица ищет место для гнезда. И, наконец, нашел его на юге Франции, в солнечном и ласковом Провансе. Над городом Грассом, в старом саду, он нашел скромный провансальский домик, расположенный на склоне горы. Добраться до него можно лишь по извилистой каменистой тропинке. Внизу старинный город с узкими средневековыми улицами, тихой провинциальной жизнью, вскипающей только в часы рынка, когда приносят с гор овощи, фрукты и цветы и рыбу с берега моря. Прекрасное, чистое и тихое место, безмерный в красоте своей и в благородстве провансальский пейзаж с морем на горизонте – каменистая коричневая сухая почва, пыльно-серебряные оливы, весной – море цветов. С виллы “Бельведер” открывается широкий вид на город с его старинными башенками, на далекое море, видное в ясную погоду, на прибрежные горы, как в сторону Ниццы и Италии, так и в сторону Эстереля и Мавританских Альп.

Здесь безвыездно с 1923 года и живет Бунин, выезжая лишь на несколько зимних месяцев, насколько позволяли средства, в Париж, где у него много друзей. Сюда, на скромную виллу “Бельведер”, 9 ноября 1933-го позвонили по телефону из Стокгольма, чтобы сообщить о присуждении Бунину Нобелевской премии. Последние четыре года Бунин живет на другой вилле – “Жаннет”, расположенной тоже в полугоре, над городом.

“Солнечно, светло и холодно. Я выхожу из дома в сад, уступами ведущий вниз, на усыпанную гравиeм площадку под пальмами, откуда видна целая страна долин, моря и гор, сияющая солнцем и синевой воздуха. Огромная лесистая низменность, все возвышаясь своими волнами, холмами и впадинами, идет от моря к тем предгорьям Альп, где я. Подо мной на крутом каменистом отроге громоздится вокруг остатков своей древней крепости с первобытно-грубой сарацинской башней одно из самых старых гнезд Прованса, то есть тоже нечто весьма грубое, серое, каменное, уступчатое, воедино слитое, сверху чешуйчатое, как бы ржавое, коряво-черепичное. Вправо – синеющие в вечной солнечной дымке хребты Эстереля и Мор. На горизонте впереди – высоко поднимающаяся к светло-туманному небу белесая туманность далекого моря. Горбатый мыс налево тонет в утреннем морском блеске, зыбко окружающем его. Поднимающийся мистраль прилетает порой в сад, волнует жесткую и длинную листву пальм, сухо, знойно-холодно, точно в могильных венках, шелестит и шуршит в ней… Ночью на моей горе все гудит, ревет, бушует от мистраля. Я просыпаюсь внезапно… Стремительно несется мистраль, ветви пальм, бурно шумя и мешаясь, тоже точно несутся куда-то… Я встаю и с трудом открываю дверь на балкон. В лицо мне резко бьет холодом, над головой разверзается черно-вороненое, в белых, синих и красных пылающих звездах небо. Все несется куда-то вперед, вперед…” (“Жизнь Арсеньева”).

Весенним утром легкий ветер доносит сюда острый и нежный аромат розовых, нарциссовых и жасминовых полей. Грасс – центр парфюмерной промышленности Франции; с окружающих его полей увозят на парфюмерные фабрики, расположенные в самом городе, целыми вагонами лепестки душистых цветов. Провансальские крестьяне здесь издавна заняты на лугах этой своеобразной промышленностью. Воздух молод и насыщен ароматами. В саду цветут пышные южные цветы, гиацинты, нарциссы, множество белых лилий и синих ирисов, с горячей от солнца стены свешиваются цветущие здесь круглый год розы, слышен пряный дурманящий аромат цветущих апельсиновых деревьев. В конце весны вишневые деревья возле самой виллы отягощены ягодой.

Но летом, если нет ветра, знойно. Так знойно, что вилла с утра стоит с закрытыми окнами и ставнями – единственный способ спастись от жары. Безжалостное солнце горячими потоками заливает серебряные оливы и напрасно старается высушить как бы вырезанные из темно-зеленой жести агавы; камни нагреваются солнцем так сильно, что до них нельзя дотронуться рукой. Хорошо, кажется, одним ящерицам, которые замирают на горячих камнях, и цикадам – они стрекочут тем сильнее, чем жарче день. В эти знойные дни Бунин прячется не только от жары, но и от света, – он принимает все возможные меры, чтобы изнутри укрыться от солнца, вплоть до заклеивания всех щелей бумагой. Только спрятавшись от всех внешних впечатлений, может он работать летом. И только вечером, перед закатом солнца, все выходят на площадку перед виллой, под гостеприимный кров бельведерской широколистой пальмы, где садятся за ужин вокруг вынесенного из столовой стола.

Лучшее, пожалуй, здесь время года – поздняя осень. В эти осенние дни воздух особенно тих, легок и прозрачен – утра длятся дольше обычного. Тени легки, солнце ласково. Море кажется ближе, и от него будто веет приятной прохладой.

В зимние месяцы бывают дожди – это самое грустное время в Провансе, потому что дожди иногда длятся неделями. Тогда все настраиваются на зимний лад и любят сидеть по вечерам вокруг железной печки в большой комнате