Белое танго - Дмитрий Вересов

— А вы лично верите в существование изначального зла?

— Как в первородный грех?

— Он есть? — зацепился Фрэнк.

— В располовиненной форме, как два огрызка от яблока познания.

Народ в студии обомлел, даже оператор выглянул из-за стойки посмотреть на миссис Дарлинг воочию.

— Поясните свою метафору, Таня.

— Не мной она придумана.

Ее речь была спокойной, текла медленно и гладко, лексика и произношение — вполне литературны, даже рафинированы.

— В равной степени мужчина и женщина являются единым целым, и зло в том, что они противостоят друг другу, как враждебные полюса.

— Начало все же одно и единое целое состоит из двух, но не более, или вы другого мнения? Фрэнк обворожительно улыбался.

— Изначально — возможно, но уж коли это случилось, путь познания тернист, и у обеих сторон есть право выбора, каким следовать, с кем и когда.

За стеклянной перегородкой студии зашевелился народ, одобрительно кивал головами.

— Полагаете, в этом вопросе не должно быть конкретного лидерства какой-либо стороны?

— Лидерство, инициативность — или покорность и готовность к подчинению — есть фактор вторичный, обусловленный воспитанием в той или иной среде, что зачастую воспринимается как индивидуальные особенности той или иной личности.

— Как и общественных устоев?

— Устои — это и есть устои, то есть нечто устоявшееся, но никак не вечное и не предвечное.

— Но разве общественная мораль не вызвана историческими условиями?

— Конечно, — лукаво улыбнулась Таня, — как защитная реакция любого организма.

— Реакция? На что в данном случае?

— На страх.

Танины глаза сверкнули, в голосе прозвучал вызов. Где-то затрещало, посыпались искры, зафонил тонким писком магнитофон.

Пустили рекламу, после чего Фрэнк извинился перед зрителями за неполадки и с той же чарующей непринужденностью вернулся к разговору.

— Вы упомянули страх. Может быть, в нем и кроется общественное зло?

— Где кроется зло — это пусть каждый сам исследует, а страх — это лишь признак, способ существования зла.

— Иными словами, — поспешил Фрэнк направить разговор в нужное русло, почему-то ощутив сам непонятную жуть, — два полюса, то есть мужчина и женщина, познавая друг друга, могут ощущать страх, возможно, бояться партнера?

— Так было на протяжении всей человеческой истории. — Таня щелкнула языком и, как бы извиняясь, пояснила:

— Видите ли, я выросла в России, в стране, в городе, где зло материализуется с примерной периодичностью. В этой связи чрезвычайно полезно учение Маркса. Бытие определяет сознание. Исторический материализм учит, что мысль, овладевающая массами — материализуется! Так что же привело конкретное общество к тому, что оно имеет на данный момент?

— Давайте выберем, уточним территорию, например, развитые, цивилизованные страны.

Таня поправила очки, вздохнула, как учитель, вынужденный объяснять глупому ученику что-то очевидное.

— Пусть будут развитые, где женщина наконец обрела свободу и только учится, как с ней жить и что дальше делать.

— Разве торговля собственным телом — лучший выбор для женщины?

— Если мы согласились с тем, что она свободна, значит, выбирать путь — ее право.

— Но ведь на протяжении веков, всего развития цивилизации этот род деятельности никогда не вызывал особого почета и уважения.

— Вы толкуете о мужской цивилизации, о патриархальном сознании, которое и принизило женщину, поставив ее в условия зависимости, абсолютной или относительной.

— Но когда-то это было исторически обусловленной необходимостью…

— Продиктованной тем фактом, что в неменьшей зависимости и униженности находился мужчина при матриархате. Сейчас мужская цивилизация старается не вспоминать о тех временах — из страха, закрепленного на генетическом уровне.

Когда-то мужчина попросту использовался в целях оплодотворения, о чем имел смутное понятие. Амазонки вообще обходились без конкретного партнера. Жрица определяла по лунному календарю, кому и когда зачать. А дальше — дело техники.

Есть раб, пленный, слуга — этого достаточно при знании дела, чтобы использовать его сперму на золотой монетке… типа современного тампакса.

— Что вы говорите? — ошалел Фрэнк. — Это гипотеза?

— Ее легко проверить, — рассмеялась Таня.

— Но это еще не повод для страха.

— Это — еще нет, а вот то, что повсеместно мужчина приносился в жертву земле, для урожайности, причем каждый кусок тела на определенное поле или в лес, а чресла в основном в воду, для высоких рыбных промыслов — это повод и, думаю, серьезный. Потрошками его закусывали в праздники солнцеворотов, регулярно, летом и зимой. Это позже жрицы-правительницы придумали новые способы обязательных жертвоприношений, чтобы оставить возле себя понравившегося соправителя.

Фрэнк аж передернул плечами, тут же собрался и, улыбаясь зрителям, подвел под страшной картиной черту:

— Вполне объяснимо, что страх в половом влечении партнеров имеет древние корни, прорастающие в архетипы личного и общественного сознания. Но Таня, чем же руководствуются современные служительницы культа Афродиты?

— В жертвоприношениях, наверное, уже нет нужды… — На секунду Таня задумалась. — Свободой и правом избрать собственный путь… Если не можешь изменить себя, попробуй хотя бы изменить мужу. Общество уже готово принять не только жриц, но и жрецов любви…

«С такой жрицей можно и в жрецы пойти рука об руку и очень далеко», — прогудел вдруг в Таниной голове чей-то знакомый голос, но кнопка щелкнула и будто зазвенел зуммер селектора. Таня как-то застыла, пока Фрэнк сворачивал передачу, улыбалась кивала, а про себя пыталась понять, различить, чей это был голос.

А через неделю после выхода программы в свет примчался Джулиан с предложением насчет Хэмпстеда.

(1988)

— В корзину! — отчеканила Таня.

Дерек Уайт обиженно приподнял бровь. Соня Миллер прищурилась. Стив Дорки испуганно прикрыл рот рукой. В малом подземном конференц-зале Бьюфорт-хаус воцарилась напряженная тишина.

— Мистер Уайт, боюсь, что мы впустую потратили время и деньги. Я расторгаю контракт. Деньги по неустойке будут вам перечислены в течение недели.

Уайт поджал губы, пробурчал «Это неслыханно!» и устремился из зала вон.

Видно, очень хотел хлопнуть дверью, но та была снабжена пневматическим амортизатором и хлопнуть не получилось. В отместку великий режиссер пнул ее уже из коридора и, судя по донесшимся оттуда ругательствам, ушиб ногу.