Всей землей володеть - Олег Игоревич Яковлев

помощью палки, была худа, костиста, мала ростом, но необыкновенно подвижна. Она приходилась дочерью давно почившему в Бозе чешскому князю Спитигневу, говорила по-русски со страшным акцентом, но довольно бегло, служанки её все были немки и в летах.

Яровит слышал, что эта княжна очень богата, что в Чехии и в Германии к ней сватались многие князья и бароны и что Святополк «поял её» только из-за своей жадности. А ещё сведущие люди рассказывали, будто молодой князь чуть ли не похитил свою будущую жену из её родового замка, ибо гордая королевская племянница ни в какую не хотела выходить замуж за жалкого изгнанника.

Впрочем, всё это было прошлым и не очень-то занимало Яровита. Насторожило его иное: около княгини непрестанно вертелся какой-то странный человек в долгой хламиде, с чёрной с проседью бородой. Смутные догадки бередили душу боярина. Пока он ничего толком не знал и не видел связи между этим человеком и евнухом Никитой, но то, что такая связь есть, он был почти уверен.

...Дальше был долгий путь на ладьях по быстрым днепровским водам против течения, был Смоленск с торговыми судами, леса, болота, были разговоры боярина с князем у ночных прибрежных костров, и снова путь на ладьях, но теперь уже по течению Ловати, и озеро Ильмень, вынырнувшее из густого леса, были тайные послы от Славяты, а затем распахнутые настежь ворота детинца, топот копыт по дощатой улице, выломанные двери над крыльцом хором, короткая сшибка.

Дружинники Глеба сдались почти без боя, среди Святополковых людей только двое были ранены, да ещё во дворе Бьёрн зарубил мечом какого-то выскочившего им навстречу рослого новгородца в алом корзне, которого принял в темноте за самого князя. Яровит велел искать Глеба, послать за ним погоню. Святополк, в забрызганном грязью розовом долгом кафтане поверх кольчуги, носился по покоям дворца, как бешеный, спотыкаясь о ступеньки лестниц и пороги дверей. За ним с факелами в руках бестолково сновали туровцы. Они промчались мимо оружейной, гридницы, верхних горниц. Святополк и сам не понял, как попал в бабинец.

Бледная Роксана, гордо вскинув голову, выплыла ему навстречу.

— Яко разбойник, яко тать ночной врываешься в дом чужой, князь! — с презрением сказала она, поморщившись при виде Святополка.

Святополк окинул её мрачным взглядом. Даже не верилось, что когда-то он был влюблён вот в эту высокую женщину, хотел взять её в жёны, мечтал о ней. Неужели явившаяся ему жёнка в чёрном траурном платье, исхудавшая, с тенями под веками, с болезненно-жёлтым лицом и есть та самая Роксана?!

Нет, ничего не шевельнулось у Святополка в душе, только одна злоба, одно ожесточение владело им, он жаждал расплаты — за своё унижение, за те четыре года, когда он мыкался с отцом по дорогам Европы и просил, умолял, валялся на коленях пред сильными мира сего!

— Полихронион[303], Роксана! А где Глеб? — сухо спросил Святополк, со звоном вгоняя саблю в ножны.

— Не трудись, не ищи его. Он ушёл. Он уже далеко. Тебе и твоим головорезам не догнать его.

— Куда он ушёл? В Заволочье! — вдруг догадался Святополк. — Да. Ведь Никита говорил.

— Какой такой Никита?! Ещё один предатель?! Не знаю такого! — гневно отрезала Роксана.

— Не о нём речь. Значит, Глеб сбежал. — Святополк глумливо рассмеялся. — Славно! Пусть побегает, повыпрашивает помощи. Пусть узнает, каково оно — быть изгоем. А ты, Роксанушка, раскрасавица, почто с ним не убежала? Или разлюбила, надоел тебе этот недоумок?

— Не смей, не смей тако о нём! Не смей! — Роксана вспыхнула. — Он — воин, он — богатырь, витязь мужественный, храбр!

— Который совершил великий подвиг, умертвив несчастного безоружного волхва?! Который упустил Всеслава, бесплодно гоняясь за ним по лесам Полочанщины?! Которого даже новгородские бояре предали за его былые «геройства»?! И который теперь трусливо бежал в такую даль, что его и не найти?! Экий храбр! Даже жену, и ту позабыл с собой взять. Да, воистину, отважный витязь!

Ответом Святополку была звонкая оплеуха.

— Так, стало быть, меня встречаешь. Ну что ж, Роксана... Княгиня Роксана. — Святополк ухмыльнулся. — Отныне ты боле не княгиня! И муж твой — не князь, но изгой! И дом сей отныне не твой, но мой! Я теперь князь Новгородский! Зла тебе не хочу. Езжать можешь, куда пожелаешь, не неволю. Буду почитать тебя за сестру. И княгине своей то же скажу. Но если только узнаю, что замышляешь какое лиходейство, сядешь в поруб!

— Не боюсь я поруба твово! И ведай, Святополче: как была я княгинею, тако и буду! Запомни! — твёрдым голосом сказала Роксана. — Вы со своим Яровитом со боярами новогородскими сговорились. Бояре сии — переметчики. И ведай: сегодня они Глеба предали, но заутре и тебя предадут!

— Может — предадут, может — и нет, — равнодушно передёрнув плечами, спокойно ответил ей Святополк. — Но Глеба вот предали, не восхотели супротив отца моего идти. Не дураки, чай. — Он сел на ларь у изголовья постели и знаком удалил из покоя своего гридня. — Эх, Роксана, Роксана! Всё гордая, неуступчивая, неподатливая. Огонь будто в тебе клокочет. Вот мой тебе совет: забудь о Глебе. Не княжить ему более. Не только в Новгороде — на Руси вообще. Ты о грехе гордыни подумай. Ибо гордыня — вот что вами обоими владеет. И князь Святослав, стрый мой — упокой его душу Господь — был гордынею преисполнен излиха, а где он ныне?! Сама ведаешь. Смириться вам надоть, и уяснить, что на чужое зариться — грешно!

— Ты что за проповеди тут читаешь?! Али монахом стал?! — удивилась, невольно рассмеявшись, Роксана. — К месту ли?

— А ты вот побывала б там, на Западе, пожила б. Тогда, может, и уразумела б. А то сидишь здесь, в Новгороде, вдали от всего мира, как кура на насесте. Ну да ладно. Бог с тобой. Пойду я. Свидимся.

Он резко поднялся, слыша доносившиеся снизу голоса, и быстрым шагом вышел из светлицы. Роксана, пожимая плечами, посмотрела ему вслед.

— Тоже мне, князь! — прошептала она с презрением.

Едва Святополк скрылся, из-за полога княгининой постели вдруг появился взъерошенный Авраамка. В деснице он сжимал маленький кривой кинжал.

Роксана вскрикнула от неожиданности.

— Не бойся. — Авраамка спрятал кинжал на поясе. — Я... я втайне тут... пробрался. Суматоха была.

— А тебе чего тут надоть?! — строгим голосом спросила