Ганнибал. Кровавые поля - Бен Кейн

– Они дрогнули! Один хороший удар, и они побегут. Вы меня слышите?

Ливийцы неожиданно поддержали его криками.

– ГАН-НИ-БАЛ! – взревел Мутт.

– ГАН-НИ-БАЛ! – закричали ливийцы.

Римляне вновь отступили.

– Еще раз, – прошипел Ганнон.

Мутт повторил свой боевой клич.

– ГАН-НИ-БАЛ!

На этот раз даже центурион не сумел удержать своих людей. Они повернулись и побежали.

С волчьим воем Ганнон и его солдаты бросились за ними.

Коракс бросил один взгляд на солдат в главном лагере и заставил своих парней развернуться. Лишь немногие стали протестовать. Уже почти стемнело. После короткой, но жестокой атаки они сумели прорвать кольцо карфагенян, которые до сих пор продолжали убивать их товарищей. Затем они перешли вброд Ауфид и в сгущающихся сумерках направились к лагерю.

– Мы сделали достаточно, командир, – сказал один легионер.

– Мы едва держимся на ногах, – поддержал его другой.

– Сегодня гугги не станут нас преследовать, командир, – вмешался Урс.

Квинт, которого шатало от усталости, был готов с ними согласиться. Однако ответ Коракса его ошеломил.

– Оставайтесь, где хотите, черви, но не удивляйтесь, когда утром появится кавалерия гуггов. И не мечтайте о другом! Ганнибал полностью нас окружит. Если мы будем идти всю ночь, то к рассвету окажемся так далеко отсюда, что враг нас не найдет. Тогда мы сможем отдохнуть и спокойно лечь спать, зная, что нас не разбудит удар вражеского копья в живот.

Центурион собрал запас пищи и зашагал из лагеря, даже не обернувшись. Квинт и Урс переглянулись и последовали за ним. Оба понимали, что центурион прав. Что такое пара часов марша по сравнению со смертью? К ним присоединились все, кроме шести легионеров; всего получилось немногим больше тридцати гастатов. К разочарованию Квинта, Мацерио пошел с ними. Светловолосый солдат не пострадал во время сражения; казалось, им никогда от него не избавиться.

Если бы не присутствие Мацерио, прогулку при лунном свете можно было бы считать приятной: хорошая видимость и прохлада, все просто замечательно. Однако большинство гастатов опасались преследования, а потому шарахались всякий раз, когда ветер начинал шелестеть в кронах деревьев, – они видели карфагенских солдат за каждым кустом. Все ужасно устали и обгорели на солнце. Им постоянно хотелось есть – во время коротких привалов, которые разрешал Коракс, они успевали лишь немного перекусить.

И они до сих пор не пришли в себя после жестокого поражения, которое потерпела римская армия. Произошло невозможное. Ганнибал и его армия победили – точнее, изрубили в капусту – восемь легионов, кавалерию и союзные войска. Почти вся военная мощь Республики была сметена с лица земли за один день, и это сделала армия, которая существенно уступала римлянам в численности.

Легионеры не разговаривали друг с другом, горюя по погибшим товарищам. Квинт сожалел о Севере и многих других солдатах из их манипулы, но его молитвы получились краткими. Он просил богов об отце, Калатине и Гае – если он здесь, – чтобы те их защитили. Юноша знал, что просит слишком многого, но не мог заставить себя выбрать кого-то одного. День получился слишком жестоким, чтобы принять такое страшное решение.

Прошли часы, прежде чем Коракс посчитал, что они удалились на достаточное расстояние от места сражения. Ориентируясь по звездам, он вел их на северо-запад, к низким холмам, на которых находился город Канузий. Они не дошли до города, но центурион сказал, что он совсем рядом. Отряд будет в безопасности, когда утром окажется за его стенами.

– А теперь поспите, парни. Вы заслужили отдых, – торжественно сказал Коракс. – Я горжусь тем, как вы сегодня сражались.

Квинт приподнял бровь, глядя на Урса, и тот усмехнулся. Слова центуриона подбодрили легионеров – обычно Коракс был скуп на похвалу.

Центурион назначил себя на первую стражу и устроился возле камня, положив рядом щит и меч. Предельно уставшие гастаты повалились на землю там, где стояли. Никого не волновали бугры на земле или отсутствие одеял. Квинт и Урс улеглись рядом под ветвями могучего дуба и заснули в тот самый момент, когда их головы коснулись теплой земли.

Квинту снились кровь и равнина, залитая ею; сбоку – линия холмов, похожая на ту, возле которой шло сегодняшнее сражение. Мириады маленьких островков испещряли жуткое алое море. Квинт испытал ужас и отвращение, когда понял, что островки – это не земля или камень, а трупы. Среди них он узнавал галлов, иберийцев и нумидийцев, но, главным образом, легионеров. Все они погибли в сражении. Изуродованные тела с торчащими наружу внутренностями, кровавые раны от головы до пяток: их смерть была мучительной. Из приоткрытых ртов торчали пурпурные раздувшиеся языки. И всюду кишели черви – в глазницах, ртах и ранах, – но они не мешали Квинту видеть выражения лиц павших солдат, исполненные презрения, укора и ненависти. Казалось, они спрашивают: как вы сумели уцелеть, когда ко мне пришла смерть? «Я не знаю! – закричал в ответ Квинт. – Я должен был погибнуть десятки раз».

Его заливал пот, сердце отчаянно колотилось, и он дернулся в сторону.

Это движение спасло юноше жизнь. Рука закрыла ему рот, но кинжал, который должен был войти в горло, воткнулся в землю. Квинт открыл глаза и увидел Мацерио, который присел рядом на корточки с перекошенным гримасой ненависти лицом.

«Кто еще это мог быть?» – с горечью подумал Квинт.

Светловолосый солдат пытался вытащить свой кинжал из земли. Наконец ему это удалось, и он снова поднял клинок. Квинт окончательно проснулся и схватил нападавшего за руку. Они начали бороться за оружие: Мацерио пытался нанести смертельный удар, Квинт – удержать клинок на месте. Несколько мгновений никому не удавалось одержать вверх. Юноша попытался укусить ладонь Мацерио, но его зубы постоянно соскальзывали; тогда Квинт постарался упереться ногами в землю и откатиться в сторону, но его противник еще больше наклонился к нему, прижимая к земле весом своего тела.

– Мне давно следовало тебя прикончить, но я думал, что сегодня ты погибнешь, – прошептал он. – Впрочем, лучше поздно, чем никогда…

Несмотря на все усилия Квинта, рука Мацерио стала медленно опускаться вниз.

«Как такое могло произойти? – хотелось закричать юноше. – Я сумел пережить сражение, а теперь умру, как собака?» Он попытался ударить врага ногами и почувствовал, что задел кого-то… Урс! Квинт снова и снова пинал ногами своего друга. Тот что-то сердито проворчал в ответ, не желая просыпаться. Юноша лягнул его в последний раз и собрал все силы, чтобы не дать лезвию кинжала войти в тело. Клинок уже находился на расстоянии в две ладони от его горла и продолжал приближаться. Юноша чувствовал, как слабеет его рука. После того как в нее попала стрела, она так и не обрела прежней силы.

«Будь ты проклят, Мацерио! – подумал Квинт. – Встретимся в аду!»

И в этот момент раздался звук глухого удара. Глаза Мацерио широко раскрылись, тело напряглось, острие кинжала задрожало, а Квинт обрел контроль над рукой врага. Другая рука нападавшего отпустила рот Квинта. Свистящий звук – так клинок выходит из плоти – и новый тяжелый удар. Испустив тихий стон, Мацерио упал на землю лицом вниз. Квинт ахнул. Над ним стоял Урс, сжимавший рукоять гладиуса; его меч торчал из спины Мацерио. Урс снова вырвал клинок и нанес еще один удар.