Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - Эдмунд Криспин

И они откликнулись. Может быть, они помнили о нем как о горячем приверженце приема deus ex machina в драме, а может быть, просто решили, что события этого вечера слишком затянулись. Шарман на мгновение потерял опору под ногами и, пытаясь вновь ее обрести, уронил пистолет. Фену понадобилось мгновение, чтобы осознать это. И на это мгновение он оставался неподвижен, а затем бросился на Шармана.

Обстоятельства исключали долгую борьбу. Через секунду обоих сцепившихся противников уже несло к просвету между перилами, причем Фен был дальше от середины карусели. Он знал, как действовать, так и поступил. Когда их вынесло к просвету, он резко расцепил свою хватку, выпустив Шармана. На мгновение вес обоих тел пришелся на его левую руку, которой он ухватился за перила, а затем Фен, с силой размахнувшись правой рукой, раскачал ею своего противника и столкнул его с края карусели. Поток воздуха подхватил Шармана, как листок. Из толпы стоявших у карусели, побелевших от ужаса людей было видно, как его со страшной силой ударило об опорную стойку. Он покатился по ступенькам и упал, недвижимый, на землю у их ног. И почти в тот же миг Кадогану и служителю, которым это стоило героических усилий, удалось целыми и невредимыми наконец добраться до пульта управления. Карусель замедлила свой бег. Когда она остановилась, множество рук с готовностью протянулось, чтобы помочь Фену и двум напуганным, но невредимым пассажирам вновь ступить на terra firma[353]. Голова у них кружилась, они были в поту и грязи. Механик был без сознания, но вне опасности, пуля перебила ему руку.

Уилкс, склонившийся над разбитым и окровавленным телом Шармана, поднялся.

– Он не умер, – сказал он. – У него множество переломов, но он выживет.

– Чтобы быть повешенным, – сказал Фен дрожащим голосом. – Что ж, – добавил он уже более бодрым тоном, – одним поклонником Джейн Остен меньше…

И это, пожалуй, будет последней репликой в летописании этого дня. Почти сразу же, как Фен произнес ее, на «Лили Кристин III» подъехали мистер Скотт и мистер Бивис. За ними следовал главный констебль в окружении подчиненных, за ними – владелец голубого «Хиллмана», за ним полицейские, которых вызвала по телефону Салли, за полицейскими – хозяин велосипеда, который угнал Шарман, за ним следовал мистер Барнеби со своей армией, изрядно взбодренной запасами станционного бара, а за ними – младший проктор, главный университетский надзиратель и два буллера, которым железнодорожное начальство сообщило, что происходит что-то неладное, и которые выглядели все такими же суровыми, важными и бесполезными, как всегда.

Да, наконец-то все собрались вместе!

– Объяснения, – сказал Фен мрачно. – Объяснения, объяснения, объяснения. Объяснения для полиции, объяснения для прокторов, объяснения для газет. Собачья у меня жизнь в эти последние сорок восемь часов. Моей репутации – конец. Отныне меня никто не уважает. Мои студенты откровенно хихикают. Люди показывают пальцами на «Лили Кристин», когда я проезжаю мимо. И мне до сих пор непонятно, чем я заслужил такое, – он с обреченным видом пил виски. Но было непохоже, чтобы хоть кто-то из его слушателей сочувствовал ему – хотя прошло уже два дня, они не испытывали ничего, кроме ликования.

Кадоган, Уилкс, Салли и мистер Хоскинс сидели вместе с Феном в готическом баре гостиницы «Булава и Скипетр». Было восемь часов вечера, поэтому зал был довольно полон. Молодой человек в очках и с длинной шеей закончил чтение «Аббатства кошмаров» и теперь читал «Замок капризов»[354], большеротый студент по-прежнему обсуждал лошадей с барменом, а рыжеволосый социалист, как и раньше, излагал свои взгляды на всемирное экономическое неравенство своей подруге.

– Коронерское расследование по делу Россетера, – продолжал Фен. – Допросы в полиции. Почему это я угнал машину? Почему доктор Уилкс украл велосипед? Почему мистер Кадоган стащил продукты? Какая мелочность мысли! Это действует мне на нервы. Нет справедливости.

– Полагаю, что признание Шармана подтвердило твои умозаключения, но я все еще не постигаю, в чем они состояли.

– Все подтверждается. – Фен был очень мрачен. – Тело мисс Тарди было обнаружено там, где сказал Хейверинг. Портфель Россетера и ружье, из которого его застрелили, были найдены в доме Шармана. Кстати, оно было небольшое, и я думаю, что он прятал его под одеждой. Полиция поймала Уинкворт. Представьте себе, сегодня во второй половине дня она пыталась убежать за границу! И, конечно, они схватили Хейверинга. Думаю, оба они предстанут перед судом не за одно, так за другое. – Он заказал еще порцию выпивки. – Шарману потребуется еще шесть месяцев, чтобы прийти в себя, говорят доктора. Да и мне тоже, если уж на то пошло. Мне пришлось извиняться перед капелланом за происшествие в ризнице. Сплошное унижение. И никакой благодарности.

– Я думаю, что все рассказы свидетелей о том, что произошло в магазине игрушек, имели своей целью обвинить в преступлении Салли.

– Вполне может быть. Я подходил к этому делу непредвзято. Единственно, если предположить, что они говорили правду, существует один-единственный возможный способ, которым могло быть совершено убийство, и единственный человек, который мог совершить его, – Шарман.

– Я все еще не понимаю. Что, она в самом деле умерла в 10.40, как говорил Хейверинг? Потому что, если это так, все остальные были в то время в другой комнате.

Принесли выпивку, и Фен заплатил.

– О да, она умерла в 10.40, все правильно, – сказал он. – И совсем не по естественным причинам. Видите ли, это и не может быть по-другому; она была удушена.

– Удушена?

– Да, должно быть. Признаки смерти от удушения и удавления совершенно одинаковы, очевидно, потому, что оба этих способа означают прекращение доступа в легкие воздуха, но один – через рот, а другой – через глотку. Таким образом, если ее не могли удавить, то ее, должно быть, задушили. Удавление действует почти немедленно, а смерть от удушения может занять некоторое время.

Кадоган залпом допил свое пиво.

– А как же следы – синяки на горле?

– Их появления можно было добиться и после ее смерти, – Фен пошарил в кармане и извлек запачканный узкий клочок бумаги. – Я выписал это для вас. Это из авторитетного источника: «Судебной медициной установлено, что следы от удавления живого человека почти или совсем не отличаются от нанесенных трупу, в особенности если смерть наступила совсем недавно»[355]. А смерть наступила совсем недавно.

Причина явной невозможности другого вывода заключалась в следующем: если убийца удавливает жертву, он должен быть на месте преступления до тех пор, пока она не умрет, но если он подстраивает удушение, ему нет необходимости лично присутствовать.