Собиратель Костей - Джеффри Дивер

— Нет! — продолжал кричать Стэнтон, пытаясь делать Райму массаж сердца. — Нет, ты не должен умирать!

Он приподнял веки Райма, но увидел только белки. Стэнтон бросился к медицинской сумке Тома, нашел лекарство для снижения давления, наполнил шприц и ввел его Линкольну. Потом выдернул из-под головы Райма подушку, чтобы тот мог нормально дышать. Вытерев губы детектива, он принялся делать ему искусственное дыхание.

— Нет! — бушевал Стэнтон. — Я не позволю тебе умереть!

Но Райм ни на что не реагировал.

Доктор снова проверил неподвижные глаза детектива.

— Ну, давай же! Давай!

Затем он застыл, уставившись на умиравшего перед ним человека.

Потом он снова наклонился, чтобы в последний раз попытаться вдохнуть в Райма жизнь.

И когда он приблизил ухо к губам Линкольна, чтобы уловить хоть признак дыхания, голова Райма со всей силы рванулась вперед, словно нападающая змея. Его зубы вонзились в шею Стэнтона, перегрызая сонную артерию, и впились так глубоко, что даже заскрежетали по позвонкам.

До самой…

Стэнтон завопил и попятился от постели, но зубы Райма не разжались. Последним усилием врач приподнял его тело над кроватью, оно потеряло опору, и они оба рухнули на пол. Горячая, вкуса старой меди, кровь хлынула из разорванной шеи, заливая рот Линкольна.

…кости.

Легкие Райма находились без воздуха уже целую минуту, но он и не пытался вздохнуть, игнорируя разрывающую их боль. Он не обращал внимания и на рану, которую нанес сам себе, прокусив щеку, чтобы симулировать приступ дисрефлексии. Райм рычал от ярости, и перед ним вставали образы то Сакс, закапываемой заживо в землю, то Ти-Джей Колфакс, варящейся в струе раскаленного пара. Он тряс головой, ощущая, как его зубы перемалывают хрящи и кости.

Истошно крича и барабаня в бесчувственную грудь Райма кулаками, Стэнтон изо всех сил пытался освободиться от впившегося ему в горло чудовища.

Но ничего не помогало. Казалось, в мышцы челюстей Райма вселилась вся сила жертв современного собирателя костей.

На ощупь Стэнтон ухитрился приподняться с пола и добраться до столика, на котором лежал его нож. Пару раз ему удалось ударить им Райма, но он сам находился в таком положении, что смог достать только руку и ногу противника. Боль, которая любого другого человека лишила бы сознания, не имела никакой власти над парализованным Раймом.

Тиски его челюстей сжимались все сильнее, и вскоре, когда они размозжили дыхательное горло, крик Стэнтона стих. Лжедоктор еще пытался вытащить из руки Линкольна нож, чтобы снова нанести удар, но тут тело его затрепетало, пару раз сильно дернулось, и обмякло.

Стэнтон осел на пол, вновь увлекая Райма за собой. Голова криминалиста с громким стуком ударилась о дубовый паркет. Но Линкольн так и не отпустил шею убийцы: весь дрожа от напряжения и рыча, он продолжал терзать плоть, словно голодный лев, озверевший от вкуса крови.

«Долг врача заключается не только в том, чтобы, продлить жизнь, но и в том, чтобы остановить страдания».

Доктор Джек Кеворкян

Понедельник, 7 часов 15 минут вечера — понедельник, 10 часов вечера.

Перед самым заходом солнца Амелия Сакс появилась в спальне Райма.

На этот раз она уже не была одета в форму, а облачилась в джинсы и зеленую блузку. На ее красивом лице проглядывали свежие царапины, и, памятуя о событиях последних трех дней, их никак нельзя было отнести на счет самоистязания.

— Фу! — поморщилась она, проходя мимо того места, где умерли Поллинг и Стэнтон. Несмотря на то, что Том тщательно вымыл пол с хлоркой, на паркете до сих пор оставалось огромное розоватое пятно.

Райм наблюдал, как Сакс остановилась и холодно кивнула доктору Уильяму Бергеру, стоящему у окна, на карнизе которого гнездились соколы, и держащему в руке свой кейс.

— Значит, ты разделался с ним? — спросила она, указывая на пятно.

— Да. Он получил свое.

— И ты справился без посторонней помощи?

— Борьбу было трудно назвать честной, — согласился Райм. — Но я пытался себя сдерживать.

На улице рыжеватый отсвет заходящего солнца воспламенил верхушки деревьев и выстроившиеся в стройные ряды здания вдоль Пятой авеню по другую сторону парка.

Сакс строго взглянула на Бергера, который тут же попытался оправдаться:

— Мы с Линкольном просто беседовали.

— Неужели?

Последовала долгая пауза.

— Амелия, — подключился к разговору Райм. — Я должен пройти через это. Я так решил.

— Понимаю, — ее великолепные губы, чуть испорченные темными черточками швов, сжались. И это, пожалуй, была ее единственная внешняя реакция на его слова. — Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу, когда ты называешь меня по имени. Просто не выношу.

Как он мог ей признаться в том, что как раз она и являлась основной причиной, по которой он все же решился закончить начатое им страшное дело?

Проснувшись утром рядом с ней, он с горечью осознал, что сейчас она поднимется, оденется и выйдет из его дома, чтобы вернуться к своей жизни, к нормальной жизни. Они были обречены в своей любви, если, конечно, он вообще имел право думать о ней… И то, что она встретит очередного Ника и полюбит его, было только вопросом времени. Дело 823-го закончено, а без него их пути неминуемо должны разойтись. Это неизбежно.

Да, Стэнтон оказался умнее, чем предполагал Райм. Линкольн действительно подходил к самому краю реального мира и снова почувствовал себя живым, когда пришло прозрение.

Сакс, я нагло врал тебе. Иногда мертвых нельзя забыть. Иногда случается так, что ты уходишь вслед за ними…

Амелия сжала кулаки и подошла к окну:

— Я думала, что приду к тебе с разгромной пламенной речью и обязательно отговорю от всяких глупостей. Но не смогла. Все, на что я теперь способна, это сказать, что я не хочу, чтобы ты все-таки поступил по-своему.

— Сделка есть сделка, — напомнил Райм.

Она посмотрела на Бергера:

— Черт! — Потом подошла к кровати, присела на корточки и положила руку на плечо Линкольну. Некоторое время она молчала, поправляя волосы у его лба, затем заговорила снова:

— Но ты можешь для меня кое-что сделать?

— Что же?

— Подарить мне несколько часов.

— Но я не передумаю.

— Я это уже поняла. Мне нужно всего два часа. Ты просто обязан перед этим кое-что сделать.

Райм вопросительно посмотрел на Бергера, который, неловко переминаясь с ноги на ногу, заявил: