От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II - Андрей Михайлов

Как видим, написана статья вполне в духе погодинско-шевыревского представления о «народности» и морально-дидактических задачах литературы. Добавим, что она была опубликована в период глубокого кризиса, переживаемого «Москвитянином», когда М. П. Погодин тщетно искал поддержки у прогрессивно настроенных деятелей культуры, например у Е. Ф. Корша и Т. Н. Грановского, пытаясь влить в гибнущий журнал свежие силы. Усилия эти, как известно, были напрасными, М. П. Погодин сообщал, например, С. П. Шевыреву: «Я спросил их, возьмут ли они свято соблюдать нашу программу, отрекутся ли от диавола и “Отечественных записок”, будут ли почитать христианскую религию, уважать брак?»[526]. Вот какова была программа журнала. Заботой об уважении брака и почитании религии и проникнута благочестивая статья Н. Левитского.

Вскоре на нее откликнулся «Современник» П. А. Плетнева (который как раз в это время передавал журнал Некрасову и Панаеву). Реплика «Современника» была резкой и иронической. Прежде всего подвергалось критике направление «Москвитянина», те идеи, которыми руководствовалась редакция журнала: «Когда журнал издается под влиянием такого образа мыслей, то, естественно, сочувствуешь ему. Он стремится удержать по возможности разлив ложных современных идей, направляя умы к истинному просвещению. Он стыдится ползти за жалкой толпою по грязной дороге»[527]. Что касается Мериме, то, не вставая безоговорочно на его защиту, «Современник» тем не менее писал: «Надобно еще заметить, что Проспер Мериме, которого повесть г. Левитский устыдился напечатать для русской публики, недюжинный писатель: у него есть талант»[528].

Интересно отметить, что появление следующих двух произведений Мериме, в том числе «Кармен», быть может, самой популярной из новелл писателя, не вызвало споров в печати, не сопровождалось даже просто развернутыми отзывами в русских журналах и газетах.

Но весьма оживленная полемика разгорелась после появления во Франции переведенной Мериме пушкинской «Пиковой дамы». Повесть Пушкина в переводе Мериме была напечатана в «Revue des deux mondes» 15 июля 1849 г. Примерно через три недели «Северная пчела» сообщила об этом, указав: «Переводчиком подписался известный писатель Проспер Мериме»[529]. 14 сентября в «Санкт-петербургских ведомостях» появился хвалебный отзыв об этом переводе. Рецензент газеты писал: «Этот перевод вполне достоин автора “Кармен”. Все тонкости поэтической речи Пушкина переданы с самою строгою точностью и со всею жизненностью оригинала»[530]. В спор с ним вступили газета «Северная пчела» и журнал «Москвитянин». «Северная пчела», приведя ряд ошибок Мериме, в том числе знаменитое «затянулся», писала: «На поверку же выходит, что перевод плохой, вовсе не художественный, и во многих местах уродующий самый простой смысл подлинника... Проспер Мериме вовсе не знает по-русски; “Пиковую Даму” перевел двоюродный брат его, Генрих Мериме, живший в России около года и кое-как изучивший наш язык, в шутку»[531]. Столь же критическим был и отзыв «Москвитянина».

Теперь, когда мы так много знаем о Мериме и о его занятиях русской литературой, наиболее забавными кажутся обвинения в незнании им русского языка и в том, что он лишь подписал чужой перевод. Значение этой работы Мериме для популяризации творчества Пушкина во Франции вряд ли можно переоценить, оно очень велико; и этого, к сожалению, не поняли критики из «Северной пчелы» и «Москвитянина». Что же касается ошибок переводчика и вообще переводческих принципов Мериме, то в настоящее время, после работ Л. Коган и О. В. Тимофеевой[532] совершенно ясно, что Мериме не был переводчиком-дилетантом и многие его неточности вызваны были стремлением сделать Пушкина более понятным французским читателям.

Следующая работа Мериме, посвященная русской литературе, вызвала еще более ожесточенную полемику, чем его перевод «Пиковой дамы». 15 ноября 1851 г., все в том же журнале, Мериме опубликовал статью «Николай Гоголь». Ф. В. Булгарин приветствовал ее в своей газете уже 12 декабря. Против статьи Мериме вскоре выступили некрасовский «Современник» и «Москвитянин», перешедший теперь в руки так называемой «молодой редакции» во главе с Аполлоном Григорьевым. На этот раз Мериме действительно дал все основания для резкой критики. Он не понял Гоголя, этого глубоко русского писателя. Он пытался вывести его генеалогию, ссылаясь на Стерна, Вальтера Скотта, Шамиссо и Гофмана. Он не понял (да в то время еще и не мог понять) национальных корней творчества Гоголя. Но в оценке русского писателя Мериме допустил и другой просчет: он решил, что Гоголь – сатирик по преимуществу, и поэтому только с такой стороны и рассматривал его произведения, те же из них, которые никак нельзя было причислить к сатирическим, он попросту отказался анализировать. Мериме писал о Гоголе: «Будучи тонким, порой даже дотошным наблюдателем, умея подмечать и смело выставлять смешные стороны, склонный, однако, к преувеличениям, доходящим до шутовства, г. Гоголь прежде всего яркий сатирик. Он безжалостен к злобе и глупости, но в его распоряжении имеется только одно оружие – ирония»[533]. Мериме подчеркивает смелость гоголевской сатиры: «Автор, родившийся в стране далеко не республиканской, тем не менее выказывает много смелости и свободолюбия, громя пороки людей, правящих его страной. Он рисует их продажными, испорченными и деспотическими»[534]. Указывает Мериме и на замечательное изобразительное мастерство русского писателя: «Кажется, что видишь наяву его действующих лиц, что жил среди них, ибо он знакомит нас с их причудами, привычками, малейшими жестами»[535].

Как видим, Мериме не понял в Гоголе главного, рассматривая его творчество очень односторонне. Все эти слабые стороны статьи французского писателя были зорко подмечены русскими критиками. И. И. Панаев (под псевдонимом Новый Поэт) писал в «Современнике»: «Кто же будет отрицать ум в Мериме, авторе “Театра Клары Газуль”, “Коломбы” и других произведений, на которых, правда, лежат следы кропотливой и несколько сухой работы, но которых все же нельзя не признать замечательными... От других писателей мы больше ничего бы и не ожидали, но от Мериме, от этого Мериме, который обманул самого Пушкина! признаюсь, это нас поразило»[536]. Указав на все просчеты Мериме в его статье о Гоголе, Панаев тем не менее заключил: «Впрочем, мы, несмотря на недостатки этой статьи, все-таки весьма рады ее появлению: она еще раз доказывает, что, ставя так высоко Гоголя, мы не создавали себе “идола”, что даже и не понимающие ни полноты, ни – повторяем – сущности его таланта склоняются перед ним, и сожалеем только о недостаточности, о неверности представления, которое получит о нем читающая Европа, внимание которой не может не быть обращено на статью, подписанную таким почетным именем, каково имя г. Мериме»[537].