Тайна озера Кучум - Владимир Топилин

— Но я… пыталась возразить Пелагия.

— Подождите, не перебивайте. Я знаю причины вашего отлучения. И вы должны быть вознаграждены за это. Как у вас здесь говорят в Сибири — «Угнетённый дождётся, да страждущий добьётся». Так вот, я решила оставить за вами право на владение прииском Любопытный.

Елизавета Ивановна не договорила. Пелагия как стояла, так и повалилась на пол, лишившись чувств. Женщины бросились её поднимать, однако она была в таком состоянии, что братьям пришлось брать её на руки и переносить в комнату на постель.

— Что же вы так, Елизавета Ивановна? — подкуривая, усмехнулся Егор. — Так недолго и до сердечного приступа довести. Ишь как! Вчера была простой домработницей, теперь хозяйка! Каково бабе?

— Ничего, — томно улыбнулась купчиха. — Я думаю, это временно, потом привыкнет.

Прошло некоторое время, пока Пелагия пришла в себя, встала на ноги, сама вышла в гостиную и опять, упав на колени, принялась благодарить Елизавету Ивановну. Та успокоила её — хватит, не стоит того. Подняла Пелагию и усадила на стул подле себя.

— Теперь осталось последнее… Наверное, самое главное, — и искоса посмотрела на Улю. — Ты знаешь, девочка моя, — обратилась она к Уле. — Я просто поражена твоей жизнью в тайге. Как ты сама, одна ходишь на промысел и добываешь не только соболей, но и стреляешь медведя. Как спасла Сергея, когда он замерзал… А тот случай, как там говорили, где-то в горах ты перехитрила, утопила огромного медведя?

— Под Кучумом, — сухо напомнил Егор.

— Да вот, всё забываю, надо записать, — подтвердила Елизавета Ивановна. — Твоя короткая жизнь полна приключений, что, без сомнения, достойно пера…

Уля, не понимая, куда та клонит, удивлённо вскинула брови, но всё же покраснела от похвал:

— Ну и что? У нас так сделает любой.

— Да нет, не говори так. Поверь мне, девочка моя, в своей жизни я встречалась с мужчинами, которые на словах переворачивают горы, а на деле боятся запрячь лошадь. И твои родители: мать… — осеклась, когда хотела сказать слово отец, — дед. Я бы хотела иметь таких родственников! Впрочем, вы почти и так… Почему случилось так, что мой брат не встретил твою мать? — И задумчиво: — Может, всё сложилось бы по-другому… Ты могла стать моей племянницей. Что я говорю? Ах, да, племянница. Почти родная кровь.

Елизавета Ивановна встала, подошла к Уле, обняла её за плечи, спрятала лицо в чёрных волосах девушки.

— Я хочу, чтобы ты была мой племянницей! — негромко, но так, что все услышали, проговорила она.

В гостиной опять тишина: слышно, где-то там, на конюшне, хромоногая кобыла Липа жуёт овёс. Все замерли: не ослышались ли?

— Как ты?! Что скажешь?..

Егор украдкой перебирает губами: соглашайся, дурёха! Филя не понимает, что самокрутка жжёт пальцы. Пелагия качается на ногах, вот-вот и опять упадёт в обморок.

А Уля ни жива ни мертва: дрожит, как в лихорадке.

— Я жду, — повторила Елизавета Ивановна.

— Да, — тихо ответила девушка, — согласна.

И крепко, по-женски обнялись, заплакали, сотрясаясь в такт эмоциональным порывам: как два близких, теперь уже родных человека. Несколько раз поцеловались, смахнули слёзы. Даже Егор, так много повидавший на своём веку, низко опустил голову, скрывая мокроту на щеках. Все понимали, что сейчас произошло что-то очень важное, что, возможно, бывает только раз в жизни. И случившееся в данное мгновение перевернуло жизнь не только этой девушки, а жизни всех, кто здесь находился.

Елизавета Ивановна наконец-то справилась с нахлынувшими чувствами:

— Спасибо. Я не знала, согласишься ты или нет. Но, думаю, ты сделала правильный выбор.

Она вернулась на место, присела, усадила рядом Улю, как бы невзначай заметила:

— Тебе надо сделать паспорт.

— Зачем? — удивилась Уля.

— Как зачем? Все люди имеют паспорта.

— Мне сделает Сергей.

— Я об этом знаю. Но давай этим займусь я, хорошо?

Уля кивнула головой: теперь она согласна на всё.

— Так вот, — продолжила Елизавета Ивановна. — Раз я буду оформлять на тебя документы, то хочу записать тебя на моя фамилию, — поправилась, — на фамилию и имя брата: Набокова Ульяна Дмитриевна. Звучит?

— Но!.. Серёжа хочет сразу записать меня на свою фамилию, Боголюбова Ульяна.

— Это будет потом, после свадьбы. Тебе впишут другую фамилию — фамилию мужа.

— Но для чего?

— А для того, милая, что мне надо оформить на твоё имя два оставшихся прииска: Гремучий и Покровский.

Теперь настала очередь падать в обморок Уле. Так бы это и было, если бы знала она настоящую цену произнесённым словам. Всё дело в том, что девушка не понимала, что значит ВЛАДЕТЬ, БЫТЬ ХОЗЯЙКОЙ ДВУХ ЗОЛОТЫХ ПРИИСКОВ. Она не представляла, ЧТО ЭТО ТАКОЕ. Всё ее существо привыкло жить иным миром, своей жизнью, где животные, птицы, деревья, реки, озёра, горы. Всё её главное богатство у нее было рядом: лыжи, винтовка, одежда, оленуха Хорма, избушки, ловушки. Драгоценности, парадная одежда не нужны в тайге. Красота женщины по ее мнению должна быть естественной, природной. Так сказал Сергей. И Уля приняла это как истину. А все наряды, что были у ней раньше, на прииске, и теперь, что ей купил он, просто необходимость, без чего нельзя жить здесь. Иначе будешь белой вороной. Сергей купил своей любимой невесте всё, чтобы она была на высоте. Она видела, что Сергей потратил на это большую сумму. Ей очень приятно. Ей нравилось носить то, что нравилось Сергею. И не больше. Это было, возможно, первое соприкосновение с богатством, которое она осознала. Но прииски… зачем ей это? Последние слова она произнесла вслух, что вызвало у окружающих взволнованный ропот.

— Да, прииски, — подтвердила Елизавета Ивановна. — Думаю, что ты их достойна, так же, как и Пелагия.

— Но это несправедливо, неправильно!

— Почему?

— Потому, что их нашли, открыли дядя Ваня и дядя Егор, мой крёстный!

Знала Елизавета Ивановна, что Уля честна, как ребёнок. Но чтобы так, вот просто, взять и отдать своё состояние другому человеку, пусть даже очень близкому… Нет, ей это не понять. Купчиха живёт на западе, где балом правят деньги. И такие щедрые подарки не для её разума.

— Ты отказываешься?! — Елизавета Ивановна развела руками.

— Да нет же, нет! — заступился за неё Егор. — Что взять с неразумевшего дитя? Она молода, сама не понимает, что говорит. Возьмёт она, возьмёт! — И уже к Уле: — Непорядок то, что говоришь. Не бери меня в расчёт. Когда то было, что я песочек нашёл? При царе-косаре… — И уже сердито: — Соглашайся, говорю.

— Нет, — твёрдо заверила девушка. — Не могу. Не могу я так.

И вдруг Елизавета Ивановна засмеялась, даже захохотала, так громко, заразительно и просто, что в один миг в гостиной спало всё напряжение. Вместе с ней всё громче засмеялись братья, женщины, Пелагия и, наконец-то, сама Уля.