Внешний враг - Владимир Перемолотов

— А я всегда такой был?

Хазарин не понял, что он имел в виду, но любой ответ был правдой. Исин бросился к ближайшему остолбеневшему и выхватил у того меч.

— Нет.

— А какой?

Гаврила прыгнул к дверям, но с полдороги вернулся.

— Сейчас я тебя огорчу.

— Но, но…

Гы поднял руку, но Гаврила взмахнув растопыренной пятерней, показывая, что у него нет зла на старого друга.

— Ты не понял меня. Тебе осталось…

Но огорчаться пришлось ему самому. Лицо неуловимо изменилось и на Масленникова смотрели уже бессмысленные глаза деревенского дурачка.

Богатырь коротко вздохнул и оглянулся. На столе, перед которым только что сидели маги осталась ваза с фруктами. Он взял оттуда кисть винограда и бросил Гы. Тот радостно заурчал, зачавкал, запрыгал вокруг богатыря.

— Держись с нами… Мы плохому не научим…. Да еще и пряников дадим.

Сказал и забыл. Теперь главным был талисман. Он поймал меч, брошенный Исином и перебросил его Избору. Тот стоял у стола и шарил по нему руками, сметая на пол свитки и книги. Звеня по камням укатился в темноту Шар и там брызнул осколками.

— Что ищешь? Они же все попрятали!

Исин уже стоял около двери, готовый выбежать наружу и начать резать всех, кто попадется под руку.

— Дурак прячет, умный пользуется! — злорадно сказал воевода потрясая мешочком, что остался от стариковских пожитков. — Знал ведь, что не выбросят, а сюда притащат!

— А что это?

Он сунул мешок за пазуху, даже не попытавшись определить, чем могут оказаться эти зернышки.

— До сих пор не разобрались, так уж теперь разбираться некогда. Муря сказал бросить…

Он рывком растворил дверь, готовый убивать, но там никого не было. Не вкладывая меча в ножны он побежал, выбрав коридор, ведущий вверх.

— Наше счастье! Никого!

— Кот из дома — мыши в пляс… — сказал Избор. — Брагу небось трескают.

— Чтоб так повезло? — усомнился Исин. — Нам?

Мимо воеводы пролетел уже невидимый Гы, и на него пахнуло какой-то дрянью.

— А то… Дуракам счастье…

— Так то дуракам…

— Ну раз мы с тобой, то и нам обломится.

То ли он ошибся, то ли нет, но везенье, если оно и вправду было, быстро кончилось. За первым же поворотом они напоролись на троих песиголовцев. Их тут же срубили, но благостная тишина раскололась криками. Те из остроголовых, кто посчитал, что все уже закончилось, встрепенулись и полезли из своих нор. В случившейся суматохе они проскочили два громадных зала и скрылись в горе. Их преследовали. Трижды они отбивались от нагонявших их небольших отрядов. В последний раз на них налетели сразу с двух сторон. В отрядах перемешались и остроголовые и песиголовцы. Они настигли их в узком тесном зале сплошь заставленном какими-то сундуками. Те поднимались тремя рядами, нехорошо напоминая Турсуново подземелье. Гаврила поднял руку, но тут же опустил — слишком свежа была память о камнях совсем недавно плющивших всех их. Теперь поить их мертвой водой было некому.

— Бросай зерно, — сказал Гаврила. — Посмотрим что с ними будет.

Избор сунул руку за пазуху, но назад ее не вынул. Остроголовые скалясь подходили все ближе и ближе. Гаврила спиной почувствовал неладное и прикрыв голову щитом оглянулся.

— Ну!

— А что с нами станет? — спросил Избор. — Унесет опять черт знает куда.

Хазарин немедленно отозвался:

— Так отсюда унесет. Тут что лучше, что ли?

Избор решился. Он разорвал веревку, что стягивала горловину и бросил его в темноту перед собой. За гомоном врагов он расслышал как что-то мелкое, вроде гороха рассыпалось по полу.

— Ну что ты, бросай! — крикнул Гаврила принимая на щит первый дротик.

— Бросил!

Он ждал чего-то похожего на то, что уже видел — стены пламени или водяного фонтана, но у стариков на каждый случай оказалось припасено свое волшебство. Сухой треск зерен по камню сменился тихим гудением и все вокруг стало походить на пчельник. С пола поднялся вихрь из огненных точек и они закрутились по пещере, то ли жаля, то ли пробивая врагов насквозь. Строй их смешался и через секунду преследователи уже махали руками как медведи на пчельнике, пытаясь отогнать от себя смерть.

— Добьем их! — кровожадно предложил хазарин. — Хоть будет что вспомнить!

— А то тебе вспомнить нечего? — отозвался Избор толкая хазарина плечом к дневному свету, что блестел в конце одного из ходов.

Гаврила бежал последним, подбадривая их криком. Далекий свет становился ярче, его время от времени загораживал халат летевшего впереди Гы

— Где Муря? — обернувшись спросил Избор.

— Вперед, — прокричал Гаврила — Не останавливаться. Они прорвались!

Свет окатил их словно холодная вода. Они выбежали на площадку и остановились.

Дороги вперед с нее не было. Только назад.

Люди стояли на краю пропасти, отчетливо осознавая, что жизнь кончилась. Позади подбегали разъяренные песиголовцы, а впереди — ничего, кроме чистого горного воздуха.

Избор посмотрел на Гы, что со знакомой улыбкой летел рядом. Этому на их беды было наплевать. Захоти он… Воевода не дал своим мыслям сползти на привычный путь зависти. Думать об этом — только время терять…

За спиной у них грохнул Гаврилов кулак и в небо рванулся жалостный вой. Богатырь подбежал сзади и обхватив их руками сбросил вниз.

— Куда? — взвизгнул Исин, руками хватая горный воздух. — Куда?

— Потом скажу! — уже на лету ответил Гаврила.

Сердце Исина сжалось, когда холодный воздух острым лезвием коснулся щек. Он не увидел разверзшейся под ним бездны, оттого что закрыл глаза, но не прошло и нескольких секунд, как его подхватили чьи-то цепкие руки.

— Летать не могут, а туда же… — проскрипел над ухом стариковский голос. — Ты сперва летать научись, а потом прыгай…

Избор сжал пальцы и они увязли в знакомом уже ворсе Муриного ковра.

— Договорились же, что встречу, так нет прыгать наладились…

Глядя как мелькают внизу деревья Гаврила готов был дать на отсечение голову или поставить свой знаменитый щит против роговой пуговицы, что остроголовые уже в городе. Как они там очутились, он и не догадывался, но в том, что враги, и талисман вместе с ними, уже находились за стенами, он был уверен. Богатырь подумал, что они там могут натворить, заскрипел зубами и повернулся к Муре…

— Быстрей, колдун!

Муря, уже задерганный ночной гонкой, ничего не ответил. Он и так делал, что мог, но лететь быстрее ковер уже не мог.