Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

Заслышав мои шаги, Дональд обернулся, извлек трубку изо рта и просиял улыбкой.

– О, привет.

– Привет. – И, указав на корзинку и свертки в руках, я чуть смущенно добавила: – Увидела вашу машину и поддалась искушению. Вы ведь ехали в Уайтскар, верно?

– Если бы и нет, так теперь непременно поеду, – дипломатично ответствовал Дональд.

Я рассмеялась:

– Да уж, ничего другого вам не остается. Нахальства мне не занимать, верно? – Я от души понадеялась, что взгляд мой на его костюм, в кои-то веки безупречно светский, не слишком меня выдал. – Но вы ведь собирались к ужину?

Дональд явно пребывал в нерешительности, так что я поспешно добавила:

– Жюли сказала, вы не знали наверняка, сумеете ли освободиться, но мы все надеялись, что вы таки успеете. Дело того стоит, обещаю. Ходят слухи о жареной утке…

– Не сомневаюсь, что все будет великолепно. Мисс Дермотт стряпает на славу. Ну, если вы уверены, что я не доставляю вам лишних хлопот…

– Да что вы! Мы все от души уповали, что вам удастся вырваться! Жюли будет в восторге. Сейчас ее нет – укатила-таки в Ньюкасл, но к ужину непременно вернется.

– В самом деле? Значит, спектакль она не пропустит. Я рад. Ее повез кузен?

– Кон? Нет. Билл Фенвик. Вы его знаете?

– Жюли о нем упоминала. Забрасывайте свертки в машину!

Он открыл дверцу и взял у меня покупки.

– Большое спасибо. – Избавившись от пакетов, я с облегчением вздохнула. – Ну вот. По крайней мере, это способ завлечь вас на ужин. Надеюсь только, что не привезу вас слишком рано.

– Нет, я, собственно говоря, собирался не прямо туда. Мне хотелось заехать повидаться с мистером Форрестом, так что я по дороге завезу вас в Уайтскар, и… – Дональд усмехнулся. – Хорошо, когда есть кому открыть ворота.

– Ну вот мы и в расчете. Тем более что сейчас добавились еще одни: решетка для скота поломалась, так что приходится пользоваться воротами.

Дональд снова оглянулся на карьер, и я с любопытством добавила:

– И что вас здесь так заинтересовало? Это ведь отрада геолога, а не археолога, нет?

– Безусловно. Но есть кое-что весьма любопытное. Вот местный песчаник; куда ни глянь, из него сложены все старинные дома в округе и стены по большей части. А карьер старый. Я про него порасспрашивал; говорят, каменоломню закрыли в тысяча девятьсот десятом году. А мне бы хотелось разузнать, когда разработка началась, к какому времени относятся первые письменные упоминания.

– Тут я могу вам кое-что порассказать: впрочем, может быть, это только легенда. Из этого самого карьера возник Уайтскар, и Форрест тоже, думаю, хотя Уайтскар древнее. Собственно, названием своим ферма обязана карьеру[56]. Скажите, свежий скол этого камня сойдет за белый?

– Во всяком случае, вполне себе светлый. Да, эту историю я знаю. В «Нортумберленде» Бьюика она есть. Уайтскар основан в тысяча пятисотых годах, так?

– Да. А главные строения Форреста датируются примерно тысяча семьсот шестидесятым годом. Во всяком случае, работы здесь начались по меньшей мере четыреста лет назад.

– Да нет, куда раньше, – улыбнулся Дональд. – Карьер существовал задолго до того, как построили Уайтскар. Если задуматься, раз названием своим усадьба обязана карьеру, этому «белому шраму», выходит, что карьер приобрел известность до того, как стали добывать камень на постройку дома.

– Не исключено. – Я рассеянно оглядела заросший травой камень вокруг нас. – Это всего лишь догадка или у вас есть кое-какие доводы?

– Кое-какие есть. – Глубокие карие глаза возбужденно вспыхнули. – Идите сюда, взгляните, интересно, увидите ли вы то же, что и я. Вот сюда, только смотрите под ноги. Здесь до сих пор валяются всякие железяки и прочий хлам. Самая древняя часть карьера вот здесь, она затоплена. Я пойду первым, хорошо?

Мы пробрались сквозь заросли наперстянки и побеги ятрышника; осыпающиеся камни и ржавеющие куски железа делали продвижение небезопасным. Из крапивы выскочил кролик и скрылся из виду, нырнув в неправдоподобных размеров трещину.

– Ишь, какой жирненький! – заметил Дональд, провожая зверька взглядом.

– Вы подумали о кастрюльке и кулинарных талантах Лизы?

– Вовсе нет. Я подумал о миксоматозе[57].

– А, вы имеете в виду, что кролики все-таки вернулись?

– Да, ох уж эти мне прожорливые чертенята! Не могу забыть, как они расползались по округе, полумертвые, изнемогая от боли, и как их приходилось добивать, да еще не умеючи, страшась, что с первого раза толком не выйдет! А в конце концов становишься до отвращения искусным в этом деле! Может быть, не стоит говорить об этом фермерской дочке, но мне приятно видеть, что кролики снова тут как тут – такие славные, толстенькие и к болезни невосприимчивые. Надеюсь, они подчистую обгложут траву тех мерзавцев, кто нарочно сеял заразу… Но вам-то откуда помнить? Все забываю, что вас здесь не было. Вы словно часть здешнего пейзажа, без вас Уайтскар и представить-то невозможно. Чудесное место, правда?

– Я, разумеется, отлично понимаю, что это non sequitur[58], но ведь прозвучало-то комплиментом! – заметила я.

Дональд явно удивился.

– Да ну? – Он обдумывал мои слова. – А, понял. И впрямь так. Ну что ж, я сам не заметил, что сказал, но все равно не погрешил против истины.

– Верно, – рассмеялась я. – Только тогда вы ни за что не произнесли бы этого вслух.

Дональд улыбнулся краем губ.

– Пожалуй что, и нет. Вот уж воистину проклятие Шотландии – язык на замке.

Но глаза его оставались серьезны.

– Может, и так, – не подумав, выпалила я. – Но чем лучше проклятие Ирландии – язык, на который и щеколды-то нет, не то что замка?

Шотландец непроизвольно усмехнулся, и я поняла, что думает он о том же, о ком с запозданием вспомнила и я, – о Коне. Но сказал он только:

– Или, если на то пошло, проклятие Англии – раздвоенный язык?

Я рассмеялась:

– Да уж, без перепалки нам никак не обойтись! Давняя распря жива и поныне. Благо еще, что мы не всерьез… Вам нравится на юге?

– Очень нравится. В Лондоне у меня недурная квартирка, а по работе приходится много путешествовать.

– А вам бы не хотелось обосноваться в Лондоне насовсем?

Мы уже перебрались через каменный завал, со временем вросший в затвердевшую глиняную насыпь. Внизу, в изгибе карьера, поблескивала вода.