Мы живые - Айн Рэнд

Лицо Андрея ничего не выражало, в нем не было ничего человеческого. Андрей смотрел на платье; его ресницы напоминали два полумесяца на фоне впалых щек. Затем Андрей аккуратно расправил платье и повесил его в шкаф, действуя осторожно и несколько неловко, как будто платье было сделано из стекла.

Лео усмехнулся, прищурив свои черные глаза и скривив рот:

— Вот досада-то, правда, товарищ Таганов?

Андрей никак не отреагировал. Он продолжал вынимать одно за другим пахнущие французскими духами платья, прощупывая все карманы и складки.

За дверью послышался шум борьбы; кто-то пытался войти.

— Повторяю, гражданка, сюда нельзя! — раздался из-за двери рев охранника.

Послышался пронзительный женский крик, в котором не улавливалось ничего человеческого. Это был вой зверя в предсмертной агонии:

— Впустите меня! Впустите!

Андрей посмотрел на дверь, потом медленно подошел и открыл ее. Перед ним стояла Кира Аргунова.

— Гражданка Аргунова, вы здесь живете? — каждый звук отчетливо слетал с уст Андрея, подобно размеренно падающим каплям воды.

— Да, — ответила она таким же ровным голосом, гордо вскинув голову и глядя Андрею прямо в глаза.

Она шагнула в комнату, боец закрыл дверь.

Андрей Таганов неторопливо развернулся, опустив при этом правое плечо; каждое его сухожилие напряглось; движения были очень осторожны, как будто их сковывал торчащий между лопатками нож. Рука его неестественно согнулась в локте; пальцы словно цепко удерживали невидимый, наполненный до краев стакан с водой.

— Обыщите сервант и ящики в углу, — бросил он бойцам. Затем Андрей вернулся к открытому гардеробу; тишину нарушали лишь звуки его шагов и потрескивание дров в камине.

Кира прислонилась к стене. Выскользнувшая из ее рук шляпа осталась лежать незамеченной на полу.

— Извини, дорогая, — произнес Лео. — Я надеялся, что к твоему приходу все уже будет кончено.

Кира не взглянула в его сторону. Она следила за высокой фигурой мужчины в кожаной куртке с кобурой на бедре.

Андрей подошел к туалетному столику Киры. Открывая и закрывая ящики, он уверенными движениями рук рылся в ее нижнем белье, прощупывая белые батистовые сорочки и кружевные оборки.

— Проверьте диванные подушки, — приказал Андрей солдатам, — и поднимите коврик.

Колени Киры сжались; она изо всех сил старалась держаться на ногах.

— Пожалуй, все, — сказал Андрей, обращаясь к солдатам, бесшумно задвинув последний ящик.

Взяв со стола свой портфель, Андрей повернулся к Лео.

— Гражданин Коваленский, вы арестованы, — сообщил он, почти не открывая рот, и если нижняя губа еще слегка двигалась, то верхняя оставалась абсолютно неподвижной.

Лео пожал плечами и потянулся за пальто. Несмотря на то, что лицо его выражало презрение, пальцы его дрожали. Подняв голову, он бросил:

— Уверен, товарищ Таганов, что вы выполняете данную миссию с ни с чем не сравнимым удовольствием.

Бойцы, расшвыряв ногами вещи, в беспорядке разбросанные по полу, подняли винтовки.

Лео подошел к зеркалу и с щепетильностью человека, собиравшегося на важный официальный прием, поправил галстук, надел пальто, пригладил волосы. Его пальцы приобрели уверенность. Аккуратно сложив носовой платок, Лео положил его в нагрудный карман.

Андрей стоял в ожидании.

На пути к выходу Лео остановился перед Кирой:

— Не хочешь попрощаться, Кира?

Он обнял ее и крепко поцеловал. Андрей терпеливо ждал.

— Только об одном я тебя прошу, Кира, — прошептал Лео. — Забудь меня.

Кира промолчала.

Один из бойцов открыл дверь настежь. Лео вышел вслед за Андреем. Боец закрыл дверь.

Лео поместили в одну из камер ГПУ. Когда Андрей возвращался домой, в воротах дворцового сада его окликнул товарищ по партии, который спешил на заседание райкома.

— Товарищ Таганов, сегодня вечером вы выступите перед нами с докладом об обстановке в сельской местности?

— Да, — ответил Таганов.

— В девять часов, если я не ошибаюсь? Мы с нетерпением ждем вас, товарищ Таганов. До девяти тогда.

— Я буду. Ждите.

Андрей с трудом пробрался через глубокий снег в саду. Поднявшись по высокой лестнице, он очутился в своей темной комнате.

Во дворце горело окно зала, где собирался райком, и желтый квадрат света падал на пол комнаты Андрея. Сняв фуражку и кожаную куртку, он отстегнул кобуру и встал у камина, вороша подошвой сапога серые угли. Подбросив дров, он зажег спичку.

Андрей пристроился на ящике у огня. Он сидел, свесив руки между коленями. В отблеске огня его лицо и кисти рук были розового цвета.

Послышались шаги по лестничной площадке, затем раздался резкий удар в дверь. Андрей не запирался.

— Войдите! — крикнул он. На пороге появилась Кира.

Хлопнув за собой дверью, она вошла под своды комнаты. В темноте Андрей не мог разглядеть ее глаз; верхнюю половину лица поглощали черные тени; но красное зарево высвечивало размытые, грубые очертания ее рта.

Андрей поднялся и встал, глядя на нее.

— Ну, и что ты собираешься теперь делать? — в бешенстве бросила она.

— Тебе лучше уйти, — медленно произнес Андрей.

— А что, если я не уйду? — поинтересовалась Кира, прислонившись к стене.

— Уходи, — повторил он.

Сорвав с себя шляпу, Кира отшвырнула ее в сторону. Затем она сняла пальто и бросила его на пол.

— Убирайся, ты…

— Шлюха? — закончила за Андрея Кира. — Все правильно, именно это я и хотела от тебя услышать.

— Что тебе нужно? Мне тебе нечего сказать.

— Зато я хочу поговорить с тобой. И ты выслушаешь все, что я скажу. Ты застукал меня, товарищ Таганов. И теперь будешь мстить? Ты пришел со своими солдафонами, товарищ гэпэушник, и арестовал его. И теперь, используя все свое влияние, партийное влияние, ты добьешься того, чтобы его поставили к стенке, ведь так? Возможно, ты даже попросишь разрешение на личное руководство расстрелом? Давай! Мсти! Я тоже в долгу не останусь. Я не буду просить за него. Мне нечего больше бояться. Но я буду говорить. Мне так много нужно сказать тебе, всем вам. Я молчала слишком долго, и теперь мне нужно выплеснуть все наружу. В отличие от тебя, мне терять нечего.

— Тебе не кажется, что это бесполезно? К чему разговоры? Если ты хочешь оправдаться… — начал было Андрей.

Кира рассмеялась — в этом смехе не было ничего человеческого, это даже нельзя было назвать смехом.