Жажда - Трейси Вульф

На моем лице отражается ужас, но Джексон только смеется:

– Не бери в голову, Грейс. Все хорошо.

– И вовсе не хорошо. – Я изо всех сил стараюсь подавить нарастающую во мне ярость. – Эта женщина чудовище. Она порочна. Она…

– …королева вампиров, – договаривает он. – И тут ничего не поделаешь. Но спасибо.

– За что? – Я почти давлюсь, произнося эти слова.

– За то, что тебе не все равно. – Он наклоняет голову для поцелуя.

Но как только наши губы соприкасаются, раздается стук в открытую дверь.

– Извините, что я вас прерываю, – говорит Мэриз, просунув голову в дверной проем. – Теперь, когда ты пришла в себя, я хочу осмотреть мою любимую пациентку.

Я оглядываю пустую палату.

– Вы хотели сказать – вашу единственную пациентку.

– Да, ты все время подкидываешь мне работу. И по меньшей мере день у меня тут пробыли Джексон и Флинт. Сейчас я пробуду с тобой всего ничего. – Она смотрит на меня с ухмылкой.

– Да, быть человеком здесь, среди вас, – это еще тот геморрой. – Внутри меня снова звучит все тот же голос. Шепча, что мне не стоит так сразу называть себя человеком. Что смехотворно, вот только… вот только у меня не выходят из головы слова Лии о том, как долго ей пришлось стараться, чтобы отыскать меня и залучить сюда.

А раз так, то остается все тот же вопрос: что же во мне особенного? Даже если я ведьма – а я совсем не уверена, что это так, – в этой школе полно ведьм и ведьмаков, так что есть из кого выбирать. Не в том ли дело, что я и вправду пара Джексона? А если так, то что это значит в его мире? И откуда ей было это знать? И почему это вообще могло что-то значить? Как вопрос о том, кого любит Джексон, мог быть связан с воскрешением Хадсона из мертвых?

Теперь, когда Лии не стало и план ее сорван, у меня возникло еще больше вопросов, чем было до. Мне хочется задать их Джексону, узнать, есть ли у него хоть какие-то ответы, но сейчас не время, ведь здесь Мэриз.

Осмотр занимает всего несколько минут, и прогноз у нее примерно такой же, как и у Альмы. У меня имеется множество порезов, ссадин и синяков, которые Альма, которая является ведьмой-врачевательницей, уже постаралась максимально заживить. Плюс вывихнутое и наполовину залеченное плечо, на которое на пару недель будет наложена плотная лангета, дабы завершить то дело, которое начала Альма.

А еще, по словам Мэриз, мне сделали переливание крови – чуть более двух литров. Лучше бы она не заговаривала о нем при Джексоне, думаю я. Но в общем и целом у меня крепкое здоровье, и если показатели моей жизнедеятельности не ухудшатся, через пару дней я, скорее всего, смогу вернуться в мою комнату.

Во всяком случае, так говорит Мэриз перед тем, как вый-ти, помахав мне рукой.

– Это не твоя вина! – повторяю я Джексону, едва она выходит за дверь.

– Моя, только моя, – отвечает он. – Я едва не выпил из тебя всю кровь.

– Два литра – это далеко не вся моя кровь.

– Я едва не обескровил тебя настолько, чтобы ты умерла. – Он качает головой: – Мне так жаль, Грейс. Жаль, что с тобой случилось такое. Что твои родители погибли. Прости меня за все.

– Но ты же не причинил мне вреда. Напротив, ты меня спас. Альма сказала, что ты доставил меня сюда до того, как мне был нанесен непоправимый урон.

Он не отвечает, только яростно сжимает зубы и опять качает головой.

– Я отдала тебе свою кровь, потому что без нее ты бы погиб. – Я беру его лицо в ладони и смотрю ему прямо в глаза, чтобы он увидел, что я говорю всерьез. – И честное слово, с моей стороны это вовсе не было жертвой. Напротив, это был полнейший эгоизм, потому что теперь, когда я тебя нашла, я не смогу жить в таком мире, в котором не будет тебя.

Несколько долгих, бесконечных секунд он не говорит ничего. Затем опять качает головой и чертыхается.

– Что я должен сказать на это, Грейс?

– Скажи, что ты веришь мне. Скажи, что ты понимаешь, что это не твоя вина. Скажи, что…

– Я люблю тебя.

У меня перехватывает дыхание, я делаю медленный, судорожный выдох, и глаза мои наполняются слезами.

– Или ты мог бы сказать другие слова. Ты вполне мог их сказать…

– Это правда, – шепчет он. – Я так тебя люблю.

– Вот и хорошо, потому что я тоже тебя люблю. И теперь, когда план Лии рухнул навсегда, мы можем попробовать любить друг друга уже без того, чтобы кто-то пытался нас убить.

Он напрягается, отводит глаза, и меня пронизывает холод, от которого мне, как казалось, удалось спастись.

– Джексон, в чем дело?

– Думаю… – Он осекается и опять качает головой: – Думаю, у нас ничего не получится, Грейс.

От этих его слов мое тело обращается в лед.

– Что ты имеешь в виду? – шепчу я. – Ты же только что сказал, что любишь меня.

– Да, я люблю тебя, – страстно говорит он. – Но иногда любви бывает недостаточно.

– Я вообще не понимаю, что это значит. – Теперь уже я отвожу глаза и смотрю куда угодно, только не на него.

– Да нет, понимаешь.

Я жду, чтобы Джексон сказал что-то еще, но он ничего не говорит. А просто сидит на кровати рядом со мной, обвив рукой мое плечо, прижавшись ко мне, меж тем как он вырывает сердце из моей груди.

– Так будет не всегда, – наконец шепчу я.

– Тут ты ошибаешься. Так будет всегда. То, что я люблю тебя, означает, что ты всегда будешь мишенью. Всегда будешь в опасности.

– Дело не в этом. – Я поворачиваюсь к нему, вцепляюсь в его свитер. – И ты это знаешь. Ты представлял собой всего лишь затруднение, помеху, – Лия сказала, что ей была нужна я. Сказала, что все дело во мне самой. Даже те, кто меняет обличье хотели убить меня именно потому, что знали, что она желает использовать меня, чтобы… – Я замолкаю, ибо вообще не хочу упоминать при нем имя его брата.

– Неужели ты и в самом деле думаешь, будто меняющие обличья оставят тебя в покое? Теперь, когда Лии нет, они, возможно, не захотят тебя убивать в настоящий момент, но это вовсе не значит, что они не пересмотрят своей позиции, стоит только мне или моей семье их разозлить. Теперь, когда они знают, как много ты для меня значишь, ты находишься в еще большей опасности, чем когда-либо прежде.

Может быть, его страхи имеют под собой основание, может быть, нет, но правда состоит в том, что говорю я:

– Мне все равно.

– Зато мне не все равно, Грейс. – В его глазах читается настороженность, но они не пусты. Только не сейчас. В их глубинах я вижу боль, вижу, что, говоря все это, он испытывает такую же муку, как и я.

Этого довольно, чтобы мои руки скользнули к его лицу, чтобы я накрыла ладонями его щеки и глубоко заглянула в его глаза, которые покорили меня с самого первого мгновения нашей встречи.