Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

Чтобы кратко охарактеризовать стиль работы А. А. Фадеева на своем посту, приведем конкретные документы. Первый – письмо Николая Асеева, написанное А. А. Жданову 9 октября 1940 г.:

«Вчера, 8-го октября я был поставлен товарищем Фадеевым в тяжелое и глупое положение на Правлении ССП по вопросу о книжке Тихона Чурилина.

Тов. Фадеев, зная мое положительное суждение о талантливости Чурилина вообще и не предупредив меня о том, что книжка резко осуждена вами, нашел нужным вовлечь меня в длительный спор о ней, спор, имевший очевидной целью противопоставить мою скромную литературную убежденность вашему непререкаемому политическому авторитету. В конце концов, дело здесь не в книжке Тихона Чурилина. Защищать ее в том виде, в каком она была представлена, я не собирался. Но судьба старого поэта, не бездарного, но ведущего голодное существование, забытого всеми и поэтому несколько одичалого в своем творчестве, – меня волновала. Тов. Фадеев решительно настаивал на полной бездарности Чурилина и ненужности его. Вот против этого я и возражал. Меня в моем мнении поддержали столь разные по вкусам люди, как К. А. Тренев, В. Б. Шкловский, С. Я. Маршак. Тогда тов. Фадеев предъявил нам ваши отметки на страницах книги Чурилина, тем самым ставя меня, да и остальных товарищей в необходимость либо спрятать в карман наше мнение, либо оспаривать ваш отзыв о книге.

Но вопрос был подменен. Книгу никто не защищал в ее настоящем виде. Защищали и высказывались писатели о человеке, в котором они видели искру таланта, несколько болезненного и искривленного, но тем более нуждающегося во внимательном к нему отношении.

Растерявшись от неожиданно предъявленных обвинений и чувствуя подмену одного вопроса другим, я в горячке спора не нашел нужных доводов, вспылил, расстроился от этого, в результате чего получил от тов. Фадеева нравоучение о том, что нужно уважать мнение и любить своих вождей. На это я, кажется, ответил, что любовь свою я не привык выставлять наружу. Вообще, разговор принял неприятный и постыдный для взрослых людей характер. Я не знаю, для чего нужно его было переводить в такой план, возможно для того, чтобы дискредитировать мои вкусы и литературные убеждения, лишний раз показав мою непригодность к организационной работе.

Но я и не добивался никогда участия в руководстве Союзом советских писателей. И мне очень бы хотелось не из обиды и не из желания остаться в гордом одиночестве, а просто потому, что мне очень хочется писать стихи, отстраниться от всякого участия в той игре страстей и тщеславий, которая кипит вокруг руководства Союзом советских писателей и которая для меня глубоко непонятна и антипатична»[997].

Конечно же, письмо Асеева не повлияло на судьбу книги: сборник «Стихи Тихона Чурилина», напечатанный в 1940 г. в Москве издательством «Советский писатель» тиражом 3 тыс. экземпляров, был пущен под нож; уцелели только сигнальные экземпляры[998]. По-видимому, Жданов прочитал сборник Чурилина не позднее сентября; по крайней мере, когда 25 сентября 1940 г. управляющий делами ЦК подал Жданову записку о вышедшем в издательстве «Советский писатель» сборнике Ахматовой «Из шести книг» (не разошедшаяся часть 10-тысячного тиража которого разделила судьбу сборника Чурилина), то секретарь ЦК уже был знаком со сборником Чурилина. В резолюции Жданова сказано:

«…Вслед за “стихами” Чурилина “Советский писатель” издает “стихи” Ахматовой. ‹…› Просто позор, когда появляются в свет, с позволения сказать, сборники. Как этот Ахматовский “блуд с молитвой во славу божию” мог появиться в свет? Кто его продвинул? Какова позиция Главлита?»[999]

Однако Жданов был удивлен и поведением Фадеева; он наложил на письмо Асеева резолюцию: «т. Поликарпову. Выясните, как дело было и доложите. Жданов». Последствий этого письма мы не знаем, но даже одно то, что оно зачем-то хранилось долгие годы в личном архиве Жданова, – примечательно.

Хотя вольности такого рода, как и нередкие запои, обычно прощались Фадееву, но иногда Сталин все-таки оказывался недоволен, и тогда на Фадеева сыпались неприятности. 23 сентября 1941 г. Политбюро ЦК приняло секретное постановление, осудившее Фадеева за пьянство с вынесением выговора[1000]. А летом 1942 г., когда Сталин привечал в Кремле М. А. Шолохова, характеристика Фадеева также была не из лестных:

«…Собрались: хозяин, Мол[отов], Вор[ошилов], Бер[ия], Маленков, Щербаков. Маленький, военного времени банкет, разговор о войне, литературе. Хозяин спрашивал мнение Шол[охова] о некоторых писателях, и когда он сказал, что Фадеев неважный писатель, то хоз [яин] поправил: “Никчемный писатель и разложившийся, литература любит тружеников. Хороших писат[елей] надо беречь…”»[1001]

Однако когда в 1943 г. Фадеев начал работать над «Молодой гвардией», отношение Сталина к нему улучшилось, а после написания романа – кристаллизовалось в серьезное доверие, напоминавшее покровительство. С 1946 г. Фадеев не только был наделен значительными полномочиями – он занял пост генерального секретаря Союза советских писателей СССР (13 сентября 1946 г.). Эти кадровые решения, вкупе со званием члена ЦК ВКП(б), свидетельствовали о серьезном доверии со стороны руководства страны.

Конечно, и сам Фадеев практиковал в своей работе методы сталинского руководства. В качестве примера приведем письмо Ильи Сельвинского, написанное семь лет спустя после письма Асеева – в начале декабря 1947 г. Оно адресовано тому же Жданову и сохраняется в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б):

«Глубокоуважаемый Андрей Александрович!

Пользуясь правом коммуниста писать в Центральный Комитет по поводу тех или других неполадок идейно-политического характера, я хотел бы информировать Вас о стиле работы А. Фадеева в Союзе писателей.

Стиль этот представляется мне антипартийным. Это опять то самое хищное администрирование, за которое рапповцы вызвали против себя ненависть всех советских писателей. Линия руководства РАППа всегда сводилась к тому, что угодные этому руководству писатели возводились до небес, а неугодные закапывались в землю. Для того, чтобы сия последняя операция не бросалась в глаза, рапповцы систематически “пугали” партию тем, что-де в недрах литературной среды кишмя кишит контрреволюция – но, пока существует РАПП – партия может спать спокойно. Если у рапповцев не было обвинительного материала, они его выдумывали, придравшись к тому или другому неловкому выражению своей жертвы, если же и выдумать было невозможно, они буквально впадали в панику. Я никогда не забуду, как блаженной памяти Авербах метался по комнате, цинически восклицая: “Где мне найти правую опасность? До зарезу нужна правая опасность!”

Руководство Фадеева во многом напоминает эти старые, знакомые всем нам ненавистные приемы. Та же манера “пугать” партию несуществующими опасностями, чтобы нажить на этом политический капиталец. Та же система возвеличивания одних и уничижения других. То же циничное отношение к демократии, в том числе и к внутрипартийной.

У нас в