Техник — ас - Евгений Владимирович Панов

ей, продолжая короткими очередями отстреливать немцев,— Забирай остальных и уходите. Если поспешите, то догоните наших.

— Я тебя не брошу,— Рита замотала головой из стороны в сторону. В глазах у неё стояли слёзы.

— Сержант госбезопасности Гнатюк, выполняйте приказ!— прикрикнул я и уже спокойно продолжил,— Рита, только ты одна можешь вывести всех к нашим и рассказать обо всём, что за это время произошло. Не забывай из какого ты ведомства, так что тебе быстрее поверят. Надо, Ритуля, надо! Я своё уже отбегал. И вот ещё что,— я на секунду замолчал,— Когда выйдешь к нашим, то напиши моей жене и дочке, что я их очень сильно люблю. Адрес узнай у комиссара эскадрильи Гайдара.

— Илья! Я тебя...

— Не надо, Рита, не надо. Прощай! Оставьте мне гранаты и уходите,— я приник к пулемёту и выпустил очередь по начавшим подниматься фрицам. Немцы опять залегли. Рядом свалился на землю Николай.

— Товарищ майор, вот,— он выложил передо мной пять немецких гранат с длиной ручкой и пару наших "лимонок" . Рядом легла снаряженная пулемётная лента. Я обернулся и протянул ему руку. Он крепко пожал мою ладонь и, хлопнув меня по плечу на прощание, перекатился в сторону.

Наши ушли, а я ещё минут 10 сдерживал немцев. Странно, но самоходки не двигались вперёд, а стреляли с места, стараясь нащупать мою позицию. И, что мне очень не нравилось, у них это вполне получалось. Я, прихватив гранаты, попробовал отползти назад и у меня это хоть и с трудом, но получилось. С этой стороны меня прикрывала дорога и можно было передвигаться согнувшись. Я встал и сделал шаг. Лишь вовремя выставленный вперёд в качестве костыля пулемёт не дал мне упасть. Боль прострелила так, что казалось глаза выпадут из орбит.

Тем временем лёгкий ветерок сменил направление и теперь густой чёрный дым от горевших танка и броневика стелился над дорогой. Чёрт! А ведь это шанс. На той стороне церковь. Стены у неё крепкие и их не сразу возьмёшь из пушки. Займу позицию на колокольне и фрицы задолбаются меня оттуда выкуривать.

Удивительно, но я смог дойти до дверей церкви не смотря на то, что немцы открыли плотный огонь в том числе и вдоль дороги прямо в полосу дыма. Наверное кто-то свыше решил, что я должен ещё немного потрепыхаться.

Хромая я поднялся по ступенькам. Ногу я уже совсем не чувствовал. Плечом открыв дверь я ввалился внутрь церкви.

— Куда!? С оружием нельзя!— мне наперерез бросился церковный служитель. Я уже хотел было просто и незамысловато послать его, как со стороны уже знакомого мне входа в подземелье раздался голос Старца.

— Пропусти его, Михаил, да помоги подняться на колокольню. То меч Господен у него в руках. А мы молитвой поможем Воину одолеть супостата.

Глава 26. Плен. Побег.

Я открыл глаза и над собой увидел белый потолок. Я жив! Я всё ещё жив, что просто невозможно. Я прекрасно помню, как с колокольни расстреливал из пулемёта немецкую пехоту, как бросал гранаты, оставив одну для себя. Помню, как две самоходки, встав бок о бок, дали залп по моему укрытию. А вот что было потом я ничего уже не помню. Я попытался повернуть голову и тут пришла она, БОЛЬ. Голову словно резко сдавил раскалённый обруч да так, что в глазах потемнело. Похоже я даже на какое-то время опять потерял сознание.

Придя в себя я увидел склонившуюся надо мной женщину в белом халате и белой косынке на голове. Она молча резко распрямилась и быстро скрылась из поля зрения. Лишь чуть слышно скрипнула дверь. Ну и что это было? Чёрт возьми, ну почему одежда медиков везде одинаковая? Ещё и ни одного слова не проронила. Вот и гадай теперь, у немцев я или у наших? Хотя, если рассуждать логически, нашим здесь взяться неоткуда. И вообще, где это самое здесь находится? Вопросы, вопросы, а ответов нет. Значит будем подождать. Кстати, если я у немцев, то почему лежу явно в больничной палате, а не в лагерном бараке? Или он приняли меня за своего? Ведь в том бою я был в форме немецкого майора. Но, всё же, может всё таки наши?

Дверь снова скрипнула и мои надежды рухнули в пропасть. Передо мной, в поле моего зрения, стоял и лыбился во все свои 32 зуба явно немецкий офицер в накинутом поверх мундира белом халате.

— Гутен таг, герр Копьёв! Вы даже себе представить не можете, как я рад, что вы наконец-то пришли в себя.

Вот ни хрена себе такое здрасти! Меня ещё и опознали. Может хоть расстреляют или повесят сразу. А то если пытать вдруг начнут, слишком многое могут узнать. И как бы я не крепился, но пытками из человека можно выжать абсолютно всё из того, что он помнит, в том числе то, о чём он давно уже забыл.

— Не удивляйтесь,— продолжил немец,— Мы почти сразу узнали, кто вы есть на самом деле. Ваши заокеанские союзники нам в этом очень помогли.

— Герр офицер, раненому нужен покой. Прошу вас удалиться,— мужской голос шёл откуда-то сзади и я не видел говорившего, но предположил, что это врач. Стоящий передо мной немец лишь коротко кивнул и ушёл, а надо мной склонился говоривший. Он осмотрел меня, попросил проследить глазами за молоточком, померил пульс. В общем обычное дело в любой больнице. Потом мне сделали укол и я вырубился. А ночью мне опять стало хуже и я впал в беспамятство.

Помню, что последней мыслью было, что может Судьба будет ко мне милостива и я уже не очнусь. Увы, не повезло. Через четыре дня я вновь пришёл в себя. Уже знакомый мне офицер заявился спустя ещё пару дней.

— Ну что же вы, герр майор?— немец придвинул стул поближе к кровати и сел на него. Сегодня он был без медицинского халата и я смог разглядеть его форму и звание. Судя по вышитому орлу над правым карманом кителя, петлицам и нарукавному знаку он был из Люфтваффе и имел звание майора,— Складывается такое впечатление, что вы хотите лишить меня удовольствия общаться с вами.

— Вы правы, майор,— говорил я довольно тихо, так как от малейшего напряжения голова начинала немилосердно болеть,— Я очень сильно желал бы сдохнуть и лишить вас этого удовольствия.

— Вы говорите как настоящий солдат,— польстил мне немец,—