Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства - Сергей Кусков

Как звучит Первое Правило Попаданца? Только что для себя вывел: уметь удивлять. Всегда, в любой ситуации. То ли речь о строительстве дорог, то ли о монопольном сговоре (кстати, после синдиката есть ещё трест, концерн и холдинг, а вот эти формы организации бизнеса собираюсь испробовать исключительно на себе, просто пока не дорос до них), то ли, как сейчас, когда буду выпускать следующего джина из бутылки — своей полной отмороженностью и цинизмом. А для бОльшего информационного воздействия на окружающих, словно красная тряпка для быка (королевской гвардии и её высочества), попросил парней поверх доспеха накинуть плащи с логотипом графства — большой кирпичной символичной белой башней на чёрном поле. Парни у меня — отроки столичной так сказать сотни, у них таковая в качестве парадной должна была быть.

Сами мы представляли собой вид донельзя грозный. Поверх исподнего, «подкольчужного», в котором при мартовской жаре, если честно, уже начали преть, надели кольчуги. Сверху — парадная же чешуйчатая броня, которая пылилась до сего времени в сумках гужевых лошадок, ибо негде было её использовать. Если вы думаете, смотря фильмы, что рыцари всё время в броне, живут, спят, путешествуют, ходят, даже в туалет, вы сильно ошибаетесь. Походишь в такой дурынде часок-другой, и всё тело отваливается, один сплошной мозоль! Ну, я утрирую, у меня на заднице поначалу тоже мозоль был, когда из замка выехали. Тело ко всему привыкает. Но это, скажу вам, жесть, таскать долго такие нагрузки! А главное, какой от тебя потом идёт духан…

В общем, кольчуга ещё куда ни шло, в ней можно часок-другой-третий поскакать, пофорсить, если пригорело, но вот серьёзная бронька надевается только перед боем, и для облачения, как правило, нужно хоть и небольшое, но время. И только теперь я понял, что слуга на поле боя всё же нужен — быстро управиться с нюансами настоящих конных «господских» лат — сложно. Наверное всё же придётся таскать в боевом походе слугу, заодно будет кому кашу варить на привалах, и воду кипятить.

Вот мы и ехали такие, «в чешуе, как жар горя, три с половиной богатыря. Все красавцы молодые, и Ансельмо взяли с ними». Блин, да я поэт! Кстати, чешуя в сказке Пушкина не рыбья, потому, что в море живут, как думал в детстве, а потому, что на Руси любили этот вид доспеха. На Руси тогда любили всё самое дорогое и самое мощное, что существовало. Благодаря дани «с реки» могли себе это позволить, а чешуя на самом деле преотлично защищает, и не распустится, как ламелляр, от умело перерубленного шнурка. С обработкой стали тут всё грустно, толстую пластину типа кирасы сделать сложно, народ выкручивается, как может, делая доспех набивным из множества мелких, но прочных пластинок, идущих внахлёст, дополнительно перекрывая друг друга и увеличивая защищённость. Нашиваются такие на кожу, и хрен ты ей (чешуе) что сделаешь! Меня сейчас только топором можно со всей дури расхуячить, и то выживу, или болтом прямой наводкой.

Кста, нашить пластинки на кожу можно не наружу, а сразу под куртку, изнутри, и получишь «бригу», какие были у вчерашних королевских вояк. На самом деле это я называю такую куртку «бригантиной», тут её величают не иначе, как «армадура герильяс», то есть «партизанская броня». Учитывая, что термин «герильяс», как партизан, получил развитие в моём мире только при товарище Наполеоне Первом, здесь «герильяс» это просто пехота, профессиональные наёмники или профессиональное же ополчение города (служащее постоянно за деньги, а не от случая к случаю, но один фиг ополчение, пехтура, не имеющая рыцарский транспорт). В общем, никаких ассоциаций с прелестным корабликом в этом мире у броньки нет.

Чешуя, хоть и состоит из тех же пластинок, нашиваются они «наружу», сверкают на солнце и выглядят стильно, аристократично, как и подобает владетельному сильному графу и его свите.

Свита численностью подкачала — трое бойцов и некомбатант, но учитывая наш табун, всё равно смотрелось вызывающе. И опасно, ибо по закону гостеприимства, ты обязан, входя в дом хозяина, снимать шлем, показывая беззащитность перед его доброй волей. Мои парни, едущие по ДРУЖЕСТВЕННОМУ городу, в данный момент водрузили на головы говорящие сами за себя мощные, начищенные до блеска, серебрящиеся на солнце бацинеты, и взирали на окружающий мир через широкую, но опасную смотровую щель. Бармица для такого шлема не требовалась, и стоил он на порядок больше «пехотного» открытого, как у вчерашних гвардейцев короля. В руках у каждого — заряженный арбалет, небольшой, «конный» его вариант; за плечами — натянутый лук, к луке седла приторочено по тулу стрел. Прям русские витязи с картинки, если б не «заграничная» форма бацинетов. Потому и убегали все с нашего пути, либо, самые смелые, жались к стенам, бледнея, и молясь, чтобы их не тронули. Я бацинет надевать не стал — смотровая щель там была хоть и не из тех, что показаны в некоторых музеях, что ни икса не видно; ориентироваться в них было можно. Но всё же для попаданца слишком непривычно, а Рикардо не особо-то в своей жизни в них таскался. Порыскав по дому по приезду, нашёл в оружейной дедов барбют, которому забрало не требовалось. Там обзор был получше, выбрал его. Конечно, дом — мой, дед — мой, царствие небесное, что хочу — то и забираю. А дед у меня был сибаритом, и больше всего в жизни любил охоту. Охоту на степняков. Обожал оную. А охотиться на степняков без соответствующей по толщине брони будет только идиот — так что шлем внушал как роскошью… Так и хрен пробьёшь его стрелой, разве в упор прямой наводкой, если по смотровой щели промажешь.

И опять повторюсь, «бацинет», «барбют», «чешуя» — это только мои термины. То, что было у нас на головах — это «конный шлем». У всех нас. Те ранние, что видели вчера — «пехотные». Чешуя, бахтерец, ламелляр, доска и прочие приблуды — «конная броня». Брига и разновидности толстой кольчуги, усиленной отдельными пластинами на груди — это «армадура герильяс». Всё, иного деления тут нет. Что одновременно и упрощает жизнь, и усложняет мне для описания.

Кайф от неспешной езды шагом в полном обличье, с понтами, присущими королю (если б только не размер свиты), мы приблизились к дому королевского легата. Точнее, пока что выехали на площадь.

— Сигизмунд! — окликнул я отрока. — Обрати внимание на крыши. Ничего не замечаешь?

Отрок поднял забрало, и я поспешил добавить:

— Глазами смотри! Не верти башкой. Hatu palish.

— Г-м-м-м-м… — Тот прокашлялся. — Нет, ничего не вижу.

— Там арбалетчики.

— Да ну! — неверяще хмыкнул он.

— Да не верти башкой! — повторно окликнул я.

— Нет, граф, не замечаю, — уверенно покачал он головой..

— Они просто похожи на полевых крыс. Ты их не видишь, а они там есть, — схохмил я, вспоминая старое кино. Сусликов тут нет, соответственно нет и такого слова. Но похожие по повадкам животные в степях водятся, пускай и не становятся на задние лапки как столбики. Ну, а про юмор девяностых распространяться не буду.

— Почему ты так думаешь? — сузил он глаза, внимательно оглядывая каждую крышу.

— Потому, что против нас играет не дурак. Этот старый хрыч, барон, он опытный волчара. И если б не моя магия… Мой дар, — поправился я, — хрен бы мы все вчера выжили.