Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Эти туманные намеки на важные близкие перемены прояснились 25 апреля, когда Густав написал Гитлеру о своем «желании координировать производство в интересах всей нации… основываясь на идее фюрерства, принятой новым германским государством». Реорганизация ассоциации промышленников будет проведена «в соответствии с пожеланиями и планами, которые я лелеял и выдвигал с того времени, как возглавил немецкую промышленность». Целью является «координация экономических факторов нашей жизни с политическими потребностями и приведение новой организации в полное соответствие с политическими задачами правительства рейха».

Короче говоря, заводы, как и страна, нуждались в диктаторе. И им явно должен был стать Крупп.

Неизвестно, родилась ли эта идея в канцелярии или на вилле «Хюгель», но весьма вероятно, что она принадлежала Гитлеру. Густав был слишком консервативен для того, чтобы быть инициатором решительного разрыва с прошлым, и его амбиции все-таки ограничивались рамками Дома Круппов. Он никогда не демонстрировал желания властвовать над своими коллегами-капиталистами. Это канцлеру было выгодно, используя имя Круппа, наделить законным статусом союз между большим бизнесом и национал-социализмом. Следует добавить, что Гитлер вряд ли нашел бы более подходящую для этого фигуру, чем Густав. Встретившись снова 28 апреля, оба они уточнили детали соглашения, и 4 мая в газетах появилось официальное сообщение, что отныне Крупп – «фюрер немецкой промышленности». Густав начал с того, что изгнал всех евреев из Имперского союза, который затем был преобразован в полуофициальную «Рейхсгруппе индустри». 22 мая он приказал членам правления подать в отставку и запретил какие бы то ни было дальнейшие совещания между ними, как официальные, так и частные. Только теперь им стало ясно, что, помогая положить конец политическим выборам, они, сами того не подозревая, ликвидировали собственную независимость.

Однако никто не жаловался. Евреи уходили молча – в том долгом, трагическом молчании, которое виделось самым мудрым решением в тот момент, но позже обернулось наихудшим. А другие ждали, что канцлер выполнит обещание, данное 20 февраля. Это было единственное обещание, которое Гитлер сдержал. 2 мая штурмовики ворвались в помещения профсоюзов по всей стране и захватили их кассы, а руководителей отправили в концентрационные лагеря.

Гитлер запретил коллективные договоры, а затем и социал-демократическую партию (как, впрочем, и все партии, кроме собственной). Глава национал-социалистского германского трудового фронта Роберт Лей объявил, что новое правительство намерено «восстановить абсолютное главенство естественного руководителя завода, то есть нанимателя… Только наниматель имеет право решать. Многие предприниматели в течение многих лет вынуждены были тщетно мечтать о «хозяине в доме». Теперь они вновь станут «хозяевами в своем доме». Снова Эссен услышал это волнующее слово. Через сорок шесть лет после смерти Альфреда Великого была услышана наконец его молитва о том, чтобы появился контрреволюционный лидер со своими «летучими отрядами» молодых бойцов.

Густав предвидел, что так и будет. Месяц назад он стал главным собирателем денег на нужды национал-социализма, уговаривая других рурских баронов делать взносы, настойчиво повторяя: «Кто помогает быстро – помогает вдвойне!» Через восемь дней после того, как отряды коричневых разгромили немецкие профсоюзы, Крупп изобрел «систему», с помощью которой, как об этом рассказывал агент Дюпона в отчете от 17 июля, «промышленность могла отчуждать средства в партийный фонд». (Заметим в скобках, что эта американская фирма никоим образом не участвовала в политической деятельности германских капиталистов. Ее представители в Европе всего лишь собирали информацию о своих конкурентах.) То есть Крупп способствовал возникновению фонда Гитлера. Крупп пояснял Шахту, что это «знак благодарности вождю нации». На деле же назначение этого фонда, как явствовало из директивы Рудольфа Гесса, было двояким. Во-первых, он предназначался для поддержки «СА, СС, штабов, гитлерюгенда, политических организаций…», а во-вторых, благодаря ему дельцы ограждались от назойливости коричневых. Если штурмовики ворвутся в контору кого-либо из дарителей, то, как писал Гесс, «дарители должны предъявить им удостоверение с моей подписью и партийной печатью». Короче: хочешь сохранить деньги – плати деньги.

Год за годом, пока не уступил место своему старшему сыну, Густав добровольно возглавлял это орудие систематического шантажа. Фонд Гитлера стал для нацистов крупнейшим частным источником доходов. Один лишь Крупп вложил в него свыше 6 миллионов рейхсмарок плюс еще 6 миллионов на другие нужды национал-социализма, и чем больше он давал, тем лучше себя чувствовал. Пролив особенно щедрый золотой дождь (100 тысяч рейхсмарок), он писал:

Переписка Круппа с Гитлером – интересное свидетельство распада человеческой личности. В начале 1933 года Густав был ответственным членом германского истеблишмента. За пять лет он превратился в холопа. Это порабощение не было для него болезненным. Напротив, он поддавался с жутким восторгом. Примером могут служить его подписи под посланиями. Первые письма в канцелярию носили характер вежливого обмена любезностями между равными. Крупп подписывал их: «Примите уверение в моем совершенном почтении». Затем он изменил концовку на более радушную и более верноподданическую – «с немецким приветом». Наконец, он полностью отрекся от всего этого и каждое послание завершал словами «Хайль Гитлер!». В те годы даже существовало слово для обозначения такой трансформации. Это слово – Gleichschaltung – унификация, или присоединение к господствующим взглядам и их поддержка. Никто не был настолько им адекватен, как Густав. В апреле 1933 года он приказал своим служащим вступить в нацистскую партию. В августе нацистское приветствие становится на его заводах обязательным, и крупповцев, не вздернувших руку, увольняют. В ту зиму он в числе других подписал петицию президенту Гинденбургу, призывающую старого маршала уйти в тень и позволить Гитлеру занимать оба поста – и канцлера, и президента. Авторы петиции уже называют своего лидера по-новому: «Фюрер вновь попросил нас верно послужить ему… Никто из нас не останется в стороне, если наш долг подтвердить это делом». Гинденбург отказал, но это не имело значения; когда он умер в августе следующего года, ефрейтор, которого он презирал и которому никогда не доверял, все равно захватил власть. Это, конечно, было незаконно. Акт о полномочиях не давал ему право на президентство. Но закон уже давно стал профанацией в Германии, и Крупп спокойно воспринимал гитлеровское грубое злоупотребление властью; порядок, который установили нацисты, соответствовал их любимой поговорке: «Лес рубят – щепки летят».