Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

Потом двух офицеров убил в бараке сапожников Вайспапир в ту минуту, когда Яков вручал им сапоги.

В 4 часа 15 минут я узнал, что Цибульский, Михаил и Борух закончили своё дело в лагере № 2.

В 4 часа я встретил голландскую девушку Люку и я сказал ей: «Все офицеры будут скоро убиты, это час общего побега. Приготовься». Видя, что она дрожит, я добавил: «То, что мы делаем, это единственный способ выжить, и нам нельзя отказываться от жизни, мы должны жить, чтобы отомстить».

В 4 часа 30 минут Бжецкий вернулся из лагеря № 4 вместе с заключенными. Немного погодя пришёл унтершарфюрер Вальтер, Шлома к нему подошёл и сказал: «Ремонт барака закончен, люди не знают, что делать». Когда эсэсовец вошёл в барак, Шлома его убил.

Френцель не приходил. Потом мы поняли[603], что эсэсовец Рыба был уничтожен в гараже.

Необходимо было срочно уходить. Тогда Бжецкий дал сигнал как обычно для построения, и пленные[604] в беспорядке направились к первому блоку. Этот беспорядок раздражал часового, немца с Поволжья. Но его зарубили топорами.

В тот момент входила в первый лагерь колонна, прибывшая из второго.

Там некоторые пленные[605] поняли, что происходит. Часовой украинец-националист начал стрелять. Всё должно быть ускорено. «Вперед! Вперед!» Могущественное «ура!» увлекло всех пленных[606]. Одна группа бежала к выходу, другая с ружьями стреляла, третьи с клещами, перерезали заграждение, нам нужно было пройти минное поле. Многие наши погибли на этом поле.

Моя группа пошла к эсэсовскому домику, где местность была менее заминирована. И там мы понесли потери. Нам предстояло перейти огромную поляну между лагерем и лесом. Многие там погибли.

Наконец-то мы в лесу, но я не вижу ни Шлому, ни Люку.

Всю ночь мы шли в колонне друг за другом. Я шёл впереди, за мной Цибульский, Аркадий замыкал цепь. Мы шли молча, время от времени ракеты озаряли небо и нам приходилось ложиться на землю. Пройдя около трех километров, мы достигли канала шириной в пять-шесть метров. Довольно глубокий. Пытаясь обойти этот канал, мы заметили группу людей. Аркадий отправился в разведку ползком. Увидев, что это наши, он поднялся и позвал нас. В этой группе был Шубаев. Наши объединившиеся группы построили мостик из стволов деревьев. Я узнал, что Шлома был ранен во время побега, пробежав почти три километра, не имел больше сил, умолял, чтобы его пристрелили. Никто не захотел это сделать, он остался с группой других беглецов, которые не так быстро ходили.

Наша группа состояла из 57 человек. Вместе мы прошли ещё пять километров, потом услышали шум поезда. Мы тогда находились на лесной опушке, и перед нами простиралась местность, покрытая густым кустарником. Занималась заря и нам нужно было найти безопасное место для укрытия.

Мы были уверены, что нас ищут и думали, что маленькая роща вблизи железной дороги не привлечет внимание эсэсовцев. Мы решили провести в кустарниках день, замаскировавшись ветками.

На рассвете пошёл дождь. Аркадий и Цибульский пошли на разведку в одну сторону, Шубаев и я в другую. Пройдя пятьсот метров, мы увидели пустырь, по ту сторону которого начинался лес. Цибульский и Аркадий достигли железной дороги, пройдя метров сто. У насыпи работали поляки, но охраны не было.

Мы спрятались, выставили двух часовых недалеко от откоса. Часовые менялись через каждые три часа. В течение всего дня самолеты летали над местностью. Некоторые пролетали очень низко. Мы сидели в укрытии, замаскировавшись ветками. Мы даже слышали голоса польских рабочих. Ночью, покидая наше укрытие, мы заметили двух человек, которые, казалось, что-то искали. Мы сразу поняли, что это были наши.

Это были двое уцелевших, идущих по направлению к Бугу, к нашей цели.

«Почему вы не переправились через реку?» Они нам рассказали, что, когда они проходили мимо деревушки, их предупредили, что вдоль берегов Буга выставлены солдаты, чтобы наблюдать за всеми переправами вдоль берега Буга.

Я у них спросил, не видели ли они Люку, они ответили, что видели в лесу. Она ушла с польскими евреями к Хелму.

Мы построились в колонну, Цибульский и я в голове, Аркадий и Шубаев в хвосте. Пройдя пять километров, мы подошли к лесу. Наша группа была слишком внушительной. Мы не могли найти пищу для всех. Тогда мы разделились на мелкие группы и разошлись по разным дорогам.

Кроме меня в группу входили Шубаев, Цибульский, Аркадий Вайспапир, Михаил Ицкович, Вайцен, Мазуркевич.

Мы пошли на восток, ориентируясь по звездам. Мы шли ночью, днем прятались. Наша цель была перейти Буг. Мы подходили к деревням, чтобы раздобыть пищу и узнать, где мы находимся. Там нам часто говорили: «Из лагеря смерти Собибор, где сжигают людей, сбежали заключенные. Ищут беглецов».

Потом мы пришли в деревню Ставки, в полутора километрах от Буга. День мы провели в лесу, а когда наступили сумерки, трое из нас вошли в избу.

Крестьянин лет тридцати резал листья табака. У печи сидел старик, в углу у входа, прикреплённая к потолку висела люлька. Женщина пряла лён, покачивая люльку.

«Добрый вечер, можно войти?»

«Входите, входите», — ответил молодой человек.

«Задвиньте шторки на окне», — сказал Цибульский молодой женщине.

Потом мы сели. Все молчали.

«Можете нам объяснить, где бы мы могли[607] переправиться через Буг?»— спросил Шубаев.

«Я не знаю», — ответил молодой.

«Тогда, вы должны это знать, — спросил я у старика. — Вы живете здесь давно. Нам сказали, что возле Ставков есть место, где очень мелко и легко переправиться».

«Если вам это сказали, тогда идите туда. Мы ничего не знаем, мы не имеем права приблизиться к берегу».

Мы разговаривали ещё некоторое время, мы им рассказали, что мы военнопленные, сбежавшие из лагеря, и что мы хотели бы вернуться к себе.

В конце концов, молодой нам сказал: «Я вам покажу направление, в котором нужно идти, но я не провожу вас к реке. Вы её сами найдете. Будьте внимательны, охрана усилена, очевидно, потому, что пленные сбежали из лагеря, где из человеческого жира делают мыло. Их ищут повсюду, даже под землёй. Если вам повезет, вы переправитесь. Я вам этого и желаю. Пойдемте, пока не взошла луна».

«Подождите, — сказала жена, — возьмите хлеба на дорогу».

Мы её поблагодарили, попрощались со стариком, который перекрестил нас.