Пасынок империи - Наталья Точильникова

Ввели подсудимых, сняли с них наручники, рассадили между адвокатами. Они тут же принялись что-то вполголоса обсуждать со своими подзащитными.

Было десять утра, когда нас попросили встать, и вошел судья. Мой старый знакомый Эрих Павлович Шмидт.

— Сейчас перед присяжными выступит Евгений Львович Ройтман, — начал Шмидт, — потом присяжные удаляться, чтобы вынести решение, а у нас будет перерыв на три часа. А потом мы выслушаем вердикт присяжных, если они будут готовы. Если будут готовы раньше, мы позовем всех в зал. Евгений Львович, пожалуйста.

Ройтман встал к свидетельской трибуне.

— Евгений Львович, суд ставит перед вами следующие вопросы: первое, нуждаются ли присутствующие здесь подсудимые в курсе психокоррекции, второе, сколько продлится курс психокоррекции для каждого из них в случае положительного ответа на первый вопрос, третье, нужен ли курс реабилитации и четвертое, сколько продлится курс реабилитации. По каждому в отдельности.

— Ну, естественно, — кивнул Ройтман. — Во-первых, сразу, чтобы не томить. У всех ПЗ положительные. Для многих это уже не новость, но тем не менее. И еще небольшое предисловие, чтобы избежать возможных упреков в несправедливости. Середнякову Степану Антоновичу пятьдесят пять лет. Митте Герману Марковичу — шестьдесят три года. По нашим временам не возраст, конечно. Для здоровья не возраст, а для нервной системы, увы, возраст: трудно вносить изменения в нейронную сеть. А придется. Нейроны уже не так активно реагируют на гормоны, вырабатывают белки и отращивают новые окончания. Извините за чисто медицинские подробности, но, чтобы было понятно. Нервная система менее пластична, чем у молодых людей, а значит, нам нужны более сильные и дорогие препараты, другие методики и, увы, больше времени. К тому же нельзя забывать, что белок CPEB, с которым мы в основном работаем, обладает прионными свойствами, что достаточно опасно. Прионы, коровье бешенство вызывают, например. А близкое вещество бета-амилоид связано с болезнью Альцгеймера. Другой важный для нас белок CREB (вы его с первым не путайте), который отвечает за рост синапсов, как все белки, заставляющие клетку что-либо отращивать, является онкогеном. Одна из форм CPEB, кстати, тоже стимулирует синтез онкогенов. Мы конечно мониторим ситуацию. Но все равно лучше потратить на психокоррекцию побольше времени, чем навредить пациенту. Так что не удивляйтесь тому, что для Степана Антоновича и Германа Марковича мы просим более длительный срок. Это не потому, что мы к ним пристрастны или они нам меньше нравятся, чем вон те трое молодых людей, которые себя тоже очень нехорошо повели. Это даже не потому, что они организаторы, а эти юноши — исполнители. Они весьма интеллектуальные исполнители и сами планировали детали. Это только физиология и анатомия. Так что для Германа Марковича нам нужно два с половиной года на психокоррекцию и полтора года на реабилитацию в стационаре. Может быть даже меньше. Герман Маркович и Степан Антонович люди взрослые, самостоятельные, обеспеченные, и длительная реабилитация здесь не нужна. Для Степана Антоновича мы просим два года на психокоррекцию и столько же — полтора года — на реабилитацию.

— Понятно, — кивнул судья, — а до какого возраста к вам лучше попадать, Евгений Львович?

— До тринадцати лет, — совершенно серьезно ответил Ройтман.

— Ну, это только в Воспитательный Центр, — сказал Шмидт.

— Угу! Всегда им завидовал. До тринадцати лет нейронная сеть — воск. До двадцати пяти еще достаточно пластична. До тридцати тоже жить можно. По крайней мере, с Анри Вальдо все отлично получилось. После тридцати и до сорока пяти — возможно, но лучше, чтобы была мотивация. Так что за успех психологической подготовки Нагорного Александра Анатольевича я не особенно беспокоюсь. Там с мотивацией все в порядке. Но после сорока пяти мы мучаемся. Тяжело прошивать память в таком возрасте. Все равно сделаем, но что камни таскать: и для нас, и для пациента.

— Так, — сказал Шмидт, — с Германом Марковичем и Степаном Антоновичем понятно. А для остальных?

— Угу, — кивнул Ройтман. — Для остальных будет обратное соотношение. Психокоррекции будет меньше, зато курс реабилитации длительнее, поскольку люди молодые, и им после Центра практически придется начать все сначала. Сменить профессию, поскольку с таким бэкграундом их ни в СБК, ни в прокуратуру, ни даже в полицию никто не возьмет. Возможно, получить новое образование, адаптироваться в обществе в другой роли. Так что, по порядку. Богдан Рябинин. Подготовка покушения на императора и непосредственное участие в нем. Подготовка покушения на Нагорного и непосредственное участие. Снайпер. ПЗ плохое. Откровенно. Там еще маскированная депрессия ко всему прочему. Но двадцать семь лет. Мы просим для него год и десять месяцев на психокоррекцию и два года на реабилитацию.

— Понятно, — кивнул судья. — Дальше.

— Лопатин Михаил, — продолжил Ройтман. — Участие в покушении на императора. ПЗ получше. Вообще, человек убежденный. Двадцать пять лет. Никакой серьезной психиатрии нет. Так что нам хватит на психокоррекцию года и пяти месяцев. Реабилитация — тоже два. Ефимцев Станислав. Участие в покушении на Нагорного, участие в убийстве Сергея Кривина, участие в захвате Привозина. За год до событий уволен из прокуратуры за взятку, правда, мелкую. Так что даже без Открытого Центра обошлись. А зря! Сейчас бы проблем не возникло. Была взятка, перепроверили. Стажером был. Так что даже исполнить не мог то, за что деньги брал. ПЗ… Ну, при таких обвинениях хороших ПЗ не бывает. Расстройство личности. Зависимое, как ни странно. Легко попадает под влияние, тяжело принимает решения без посторонней поддержки. Не очень ярко выраженное и компенсированное, но есть. Двадцать два года.

— Двадцать один, — тихо поправил Ефимцев.

— В конце декабря день рождения? — спросил Ройтман.

— Да.

— Значит, почти двадцать два. Мы просим на психокоррекцию год и восемь месяцев, на реабилитацию — два года. И еще один неприятный момент. У нас в Кириопольском Центре фигуранты этого дела, подписавшие согласие на психокоррекцию, уже есть во всех тяжелых блоках, кроме «F». Вместе в один блок двух фигурантов одного и того же дела мы поместить не можем, это незаконно. А потому подсудимым придется выбирать между «F» в Кириополе и другим городом. Там будет все, как надо: «Е5».

— В Пальмиру? — спросил судья.

— Да, это ближайший город с Психологическим Центром, где есть полный набор тяжелых блоков. Четыреста пятьдесят километров. Час лета. Центр хороший, специалисты отличные. Другой вариант Новая Прага. Подальше. Шестьсот километров. Но по времени это лишние двадцать минут. Новый большой Психологический Центр. Возглавляет мой ученик. Так что на выбор. Государство естественно будет оплачивать дорогу родственникам на свидания, поскольку это не их вина. И дорогу пациенту домой на праздники и выходные, поскольку не его вина, что он должен будет тратить время на дорогу, а не останется в Психологическом Центре родного города. И компенсировать эти деньги не нужно. Естественно из Центров в Пальмире и Новой Праге домой будут отпускать на час раньше, чтобы компенсировать время, потерянное на дорогу. И про «F» не стоит забывать. Это не такой плохой вариант. Вообще, мистический ужас перед блоком «F» ни на чем не основан. Там сейчас никого нет. То есть никакого неприятного общения. Весь блок в вашем распоряжении. Общаться только с психологами и адвокатами, но мы обязательно компенсируем неприятные моменты. Свиданий разрешим больше, выход в глобальную Сеть не два раза в неделю, а, скажем три, домой пораньше отпустим на выходные. Будет «F1», «F2» или «F3». Более тяжелые блоки оставим свободными на всякий случай. Вряд ли у нас в ближайшие два года появятся трое серийных убийц одновременно, но вдруг да коллективное сумасшествие. Даже если появятся, к вам не подселим ни при каких обстоятельствах. И вы остаетесь в Кириополе. Так что вы своим адвокатам напишите ваши пожелания, только не менее двух альтернативных вариантов. Мы постараемся все учесть.