«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков

во внутренние помещения, и все это радовало глаз, со вкусом передавало беззаботное, праздничное миросозерцание грека, сумевшего создать святой, чистый гимн искусству. Сооружения, выходившие на площадку, как и у древних греческих архитекторов, были раскрашены в самые веселые, яркие цвета: глубоким суриком, чистого тона синькой, бледной охрой, зеленью. Позолоченные акротерии и львиные головы водостоков, казалось, придавали улыбчивость всему ансамблю.

Ульмаро сделал все, чтобы воскресить небывалую чудесную красоту, некогда воплощенную греками в Акрополе. Весь свой талант он отдал тому, чтобы и теперь, спустя двадцать пять веков, люди могли воспринимать эллинское зодчество так же свежо, ясно, как и тогдашний эллин, так же чувствовать его поражающую прелесть.

— Достиг ли он своей цели? — размышляя о Пропилеях, частенько говорил мне Поль Ритам. — Вряд ли. Красивый, гармоничный эллин, создавший улыбающийся стиль, звучащий в едином аккорде с ликующей природой, улыбался и ликовал сам, тогда как наш огромный, тучный господин Карт, обремененный борьбой с конкурентами, улыбается редко, а ликует только одерживая крупную победу на бирже. Вы знаете, господин Курбатов, публика никогда не допускается в Пропилеи, и все собранное здесь, созданное нашим дорогим Антонио, остается красиво-мертвым, застывшим, недоступным. Старый Ульмаро видел, что его творение не пробуждает возвышенных чувств, что его детище не согрето тысячами взглядов людей, любящих искусство. Все это очень омрачало последние дни учителя! Ему казалось, что люди уже не способны воспринимать красоту легко и празднично, казалось ему, что в Элладе кончилась юность человечества. Так ли это? А что, если бы в Пропилеи вошел народ? Я часто прислушиваюсь к тишине, царящей в Анфиладе, — продолжал Ритам. — Прислушиваюсь и думаю: слишком еще много надо сделать, для того чтобы в Пропилеи вошел народ. Правда?

Что я мог ответить Ритаму? Я ему рассказывал об Эрмитаже, о штурме Зимнего, о Дворце пионеров в Москве…

…Каждый день скромный и трудолюбивый Ритам методично обходил Анфиладу, деловито, по-хозяйски все осматривая, делая в блокноте заметки о необходимости ремонта или о реставрации того или иного экспоната, и только после этого отправлялся в хранилище, где до позднего вечера занимался разбором и описанием, коллекций.

С залами Эллады Ритам всегда расставался с грустью. Пройдя римский атриум, он спускался по лестнице, представлявшей собой полукруглую колоннаду, проходил площадку с установленной на ней статуей Августа и останавливался у пустыря. В самой низине участка обширное пространство заросло бурьяном, мелким кустарником и было усеяно замшелыми валунами. По замыслу Ульмаро, это место должно было олицетворять века, последовавшие за падением Рима. Он велел не убирать камни, не планировать площадку, все оставить в смутном хаосе, в котором в эти века находились эстетические стремления, и только посреди пустыря воздвиг свое Средневековье павильон, в миниатюре напоминавший и мрачный рыцарский замок, и тяжелый, угрюмый храм только что находившего себя искусства ранней эпохи христианства.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Все, что произошло в четверг 26 апреля, Ритам помнил отлично. Как и всегда, он совершал свой обход Пропилеев. Но на этот раз обход ему не удалось закончить. В то время как он стоял над крокодильчиком, решая очень важный для себя вопрос, необходимо ли это отвратительное животное в египетском дворике, и в который раз прикидывая, как бы отнесся к этому Антонио Ульмаро, за ним пришли от привратника. Надо было побыстрее вернуться к воротам: подъехал автофургон и шофер требовал управляющего. Он привез какую-то зверушку по распоряжению самого Отэна Карта.

«Неужели еще один крокодил!»

Поль Ритам поспешил к привратницкой.

У ворот виллы действительно стоял громоздкий алюминиевый автофургон из прачечной Бартни.

— Здравствуйте, господин, управляющий.

— Здравствуйте, Вилли.

— О, как вы могли узнать, что меня зовут Вилли? — расплылся в улыбке шофер, показывая отличные белые зубы.

— У нас в стране всех негров зовут Вилли или Том. Вильямов больше. Что вы привезли? Кто вас прислал?

— Я привез железный ящик, в котором какая-то зверушка, кажется черепаха.

— Черепаха? — недоуменно переспросил Ритам.

— Ну да, черепаха. Что же это еще может быть? — шофер смутился и, стараясь скрыть, что по дороге в Пропилеи был излишне любопытен, понес изрядную чепуху, выпаливая слова с невероятной скоростью.

— Подождите минутку. Вы говорите слишком быстро. Расскажите толком: откуда вы, кто вас прислал и зачем эта черепаха. Почему в фургоне из прачечной? Я ничего не могу понять. И говорите, пожалуйста, помедленнее.

Вилли понял просьбу Ритама несколько своеобразно. Он уселся на скамье у ворот, закурил сигарету и начал довольно обстоятельно рассказывать обо всем, что с ним случилось в то утро. Удивительный день. Еще отправляясь из дому на работу, он понял, что день будет необычным. Всегда, когда старая Метин — это соседка, чтоб ей пусто было, — затевает ссору с раннего утра… Ритам несколько раз останавливал шофера, пытаясь заставить его говорить о сути дела, но это ни к чему не привело. Этот общительный человек всякий раз, когда его прерывали, считал своим долгом начинать рассказ с начала. Ритам понял, что тут уж ничего не поделаешь, и запасся терпением. Только в результате того, что Вилли говорил невероятно быстро, Ритаму стало кое-что ясно меньше чем в полчаса.

Фургон, с которым ездил по городу словоохотливый шофер, каждый четверг заезжал в институт Ченснеппа в Таркоре, завозил туда выстиранные халаты и забирал тюки с грязными. В это утро Вилли, как обычно, въехал на территорию института. Фургон разгрузили, и он преспокойно ждал, пока погрузят все накопившееся за неделю. Всегда в эти ранние часы в институте царила тишина, но сегодня здесь творилось нечто непонятное. В главные ворота въезжали автомобили один за другим. Необычные машины — не то пожарные, не то военные. Среди них были и платформы с поставленными на них огромными шарами, из которых все время вился парок, а трубы, отходящие от шара, были покрыты инеем. Это в апрельскую теплынь! Вскоре двор перед главным корпусом заполнился людьми и машинами. Все пришло в движение. Чувствовалось, что случилось нечто необычное. Сотрудники института бегали озабоченные, внимание всех было обращено на дом, окруженный высокой стеной. Оттуда доносились непонятный шум, мощное гудение, хлопки, напоминавшие выстрелы, а может быть, там и стреляли. Вилли ничего не знает. Дом за стеной всегда хорошо охраняется, а Вилли не имеет привычки совать нос куда не следует. Он уже четыре года работает шофером в прачечной Бартни, и еще ни разу полицейские…

Ритам вовремя догадался предложить сигарету, и рассказ снова был направлен в нужное русло. Да, так вот, может быть, и стреляли. Неизвестно. Машин медицинской помощи во дворе института тоже было достаточно. Они стояли, как