Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн

Хотя эти условия давали венецианцам значительные преимущества на всем Восточном Средиземноморье, они были не в силах взять на себя всю торговлю Византии. Оставшееся место заняли генуэзцы и пизанцы, хотя им надо было выплачивать пошлину[889] в размере от четырех до десяти процентов.

Генуя расположена[890] в четырехстах километрах к западу от Венеции — там, где побережье Лигурийского моря поворачивает в сторону Франции и Пиренейского полуострова. Город стоит на узкой полоске суши между морем и предгорьями Апеннин. Здесь не слишком благоприятные условия для ведения сельского хозяйства, добычи полезных ископаемых или заготовки древесины, а доступ в глубь континента затруднен горами. На узкой полосе континентального шельфа перед Генуей рыба почти не водится. Своими успехами генуэзцы обязаны умению максимально использовать все возможности, которые предоставляет, вероятно, самая лучшая природная гавань на всем побережье от Барселоны до Специи. Тот факт, что это самая северная гавань во всем Западном Средиземноморье, благоприятствовал торговле с Центральной и Северной Европой через долину реки По и альпийские перевалы. (Павия находится к 115 километрах к северу от Генуи, и большая часть пути проходит через горы. Милан расположен в 35 километрах за Павией, на другой стороне реки По.) Отстоящая от Генуи на семьдесят пять миль вдоль побережья Пиза стоит в устье реки Арно и поэтому имела лучший доступ к рынкам и мануфактурам Флоренции, однако она легко оказывалась втянутой в перипетии политической жизни Тосканы и внутренней Италии.

Между генуэзцами и пизанцами существовала острая конкуренция за растущую торговлю в Западном Средиземноморье; бо́льшую часть XI века они воевали друг с другом, но иногда отставляли в сторону свои разногласия, например для того, чтобы отразить нападения мусульманского эмира Сардинии в 1015 году или для совместной атаки на Махдию. Когда в середине столетия Зириды провозгласили себя независимыми от Фатимидов, Ифрикия погрузилась в эпоху беспрерывных войн, серьезно затруднявших торговлю, которую пизанские и генуэзские купцы, наряду с прочими, вели в Махдии. За африканское золото итальянцы предлагали[891] европейских рабов, меха и олово, а также древесину и зерно, когда в этих товарах случалась нехватка. В свою очередь они использовали золото для закупки шелков, пряностей, медицинских снадобий и других предметов роскоши на рынках Византии и мусульманского Востока. Пользуясь слабостью Зиридов, Пиза и Генуя в 1087 году объединили силы для атаки на Махдию. Самый подробный отчет об этом предприятии мы находим в пизанской победной песне, которая перечисляет некоторые подробности сражения, а также содержит явственные религиозные намеки,[892] предвосхищающие Первый крестовый поход, который, как в ней поется, начнется из соображений благочестия. Точно так же, как венецианцы не смогли воспользоваться всеми преимуществами, дарованными им Золотой буллой 1082 года, генуэзцам не удалось развить успех Махдийской кампании. Ее последствия оказались неопределенными, поскольку ни Генуя, ни Пиза не имели достаточно сил, чтобы удержать завоеванную территорию.

Спустя десятилетие после взятия Махдии Алексей призвал правителей западных христиан оказать ему военную помощь в борьбе против сельджуков. Ранее подобные призывы не приносили результатов, но в 1095 году он направил послов к папе Урбану II, который в ответ призвал к Первому крестовому походу. Крестовые походы — религиозные войны, которые провозглашались папой римским ради «спасения души,[893] освобождения Иерусалима и Гроба Господня». Участникам похода было обещано «освобождение от всех епитимий, наложенных за грехи, в которых они искренне и полностью покаялись». Признавая, что у некоторых участников могут быть и другие побудительные мотивы, Урбан указывал, что отпущение грехов получат только те, кто едет сражаться, «побуждаемый одним лишь благочестием, а не стремлением к приобретению почестей или богатства». Для большинства крестоносцев перспективы приобретения каких-либо материальных выгод выглядели весьма туманно, вероятно, они отправлялись в поход исключительно из религиозных соображений или, по крайней мере, «во имя Господа[894] и ради прибыли». Если Крестовые походы организовывались не ради материальных целей, то коммерческое судоходство, обеспечивавшее связи государств крестоносцев с Европой, приносило Венеции, Генуе и Пизе огромные доходы. В 1097 году армии Первого крестового похода добрались до Константинополя, а оттуда направились на юго-запад через Малую Азию. Там участники похода разделились на две армии, одна из которых перешла через верховья Евфрата и двинулась в сторону Эдессы (Шанлыурфа, Турция), в то время как оставшаяся часть отправилась в Иерусалим и, благодаря своевременному прибытию двенадцати генуэзских галер в порт Святой Симеон (древняя Селевкия Пиерия) в Антиохии, им удалось захватить город. Генуэзцы тоже нашили на одежды крест и формально вступили в ряды крестоносцев, но за свои услуги они получили коммерческие привилегии в порту, равно как и пизанцы, которые последовали за ними в 1099 году. Хотя венецианцы спохватились последними, к 1100 году они обладали флотом из двухсот кораблей, совершавших регулярные рейсы в Левант, и в долгосрочной перспективе заработали на государствах крестоносцев больше, чем кто-либо из их соперников.

Относительная легкость, с которой итальянцам удалось наладить снабжение крестоносцев всем необходимым, отчасти объясняется почти вековым упадком морского могущества мусульманских государств на Средиземном море. К XI веку численность флота Фатимидов[895] теоретически доходила до семидесяти пяти — девяноста галер, и пять из них находились в Красном море. Более половины стояли в Каире и других портах дельты Нила, около двадцати пяти оставшихся были распределены между Ашкелоном, Акрой, Сидоном и Тиром. Начальником администрации флота считался эмир моря (по-арабски эмир аль-бабр — это слово вошло в европейские языки как «адмирал»), в его распоряжении было около пяти тысяч моряков и морских пехотинцев. Помимо того, что флот Фатимидов был рассредоточен на большом пространстве, его действия сильно затрудняла морская география Восточного Средиземноморья, где очень мало источников пресной воды, тем более что порты Леванта были захвачены крестоносцами и никто не знал, где и когда появятся христианские корабли. Захват Византией Крита и Кипра в 960-х годах вынудил морские силы Египта ограничиться исключительно оборонительной стратегией.