Игра в послушание, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе - Борис Карлов

— Как это вы сказали? Че… чева…

— Человек. Ну, коротышка по-вашему. А вы не думали спуститься вниз по реке? Огурцовая река впадает в море, а море соленое.

— Вот еще, никуда она не впадает. Здесь все нарисованное.

— Но речка-то настоящая?

— Никакая она не настоящая, насосом воду по кругу качают.

В конце дороги, из-за поворота, появился карточный шут. Неторопливо приплясывая на своих кривых ножках, он приближался неестественно быстро и, спустя несколько секунд, был уже рядом. Он что-то сжимал в кулаке.

— Сюрприз! Презент! — крикнул он Пончику и разжал кулак.

На затянутой перчаткой ладони засверкала горсть крупной соли. Пончик хрюкнул от волнения и подался вперед. В тот же миг шут сказал «ой!» и нарочно рассыпал соль на дорогу. С криком отчаяния Пончик бросился на колени собирать крупинки, а Петя смотрел на карточного дурака с ненавистью, готовый его поколотить.

— Спокойно, юноша, — угадал его настроение джокер. — Без эксцессов. Придержите свои эмоции, игра продолжается. Отвечайте: ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ, ЧТОБЫ ЕСТЬ, ИЛИ ЕСТ, ЧТОБЫ ЖИТЬ?

Вопрос был проще некуда, но Петя был застигнут врасплох и начал путаться:

— Ест, чтобы жить… то есть, живет, чтобы есть… Ой, нет! Ест, чтобы жить!

— А корова? — спросил джокер с некоторым ехидством.

— И корова! И любое живое существо!

— А растения?

— И растения!

— Растения-то почему? — джокер сделал притворно-удивленное лицо.

— А они тоже понимают. Некоторые с ними даже разговаривают. У нас одна бабулька жила в квартире, пока не переехала, так у нее в комнате…

— Хорошо, хорошо, достаточно. Скажу прямо, вопрос был непростой. Многие даже полагали, что вы на нем срежетесь.

— Но вы задали не один, а целых три вопроса!

— Как вы могли подумать… Первый и третий я задавал так, в непринужденной беседе, вы могли ничего не отвечать. Я и время не засекал, семь секунд. Настоящий вопрос был только про корову.

О возмущения Петя потерял дар речи.

У шута в кармане засигналила трубка. Он отошел, отвернулся, выслушал, сказал «больше не повторится» и повернулся к Пете с улыбкой:

— Вот видите, мне уже влетело. От души поздравляю вас с переходом на четвертый уровень.

И он протянул свою руку с длинными узловатыми пальцами, затянутую в красную шелковую перчатку.

Петя тоже машинально протянул ему руку, но в тот же миг полетел вниз…

… В тот же миг полетел вниз, заскользил по желобу и растянулся на каменном полу.

Кругом было совершенно темно. Петя сел и ощупал себя: кажется, руки-ноги целы. Не успели глаза привыкнуть к темноте, как наверху загремели засовы, замерцала свеча, и в темницу начал спускаться седой средневековый старик. Ножны его шпаги постукивали о каменные ступени, на поясе позвякивала связка огромных ключей. Свеча приближалась, и Петя смог разглядеть поблизости от себя сундуки. На всякий случай он спрятался за один из них.

Старик бормотал себе под нос что-то знакомое, и только когда он приблизился вплотную, стало возможными разобрать слова:

— Весь день минуты ждал, когда сойду в подвал мой тайный, к верным сундукам. Счастливый день! могу сегодня я в шестой сундук (в сундук еще не полный) горсть золота накопленного всыпать. Не много, кажется, но понемногу сокровища растут…

Вот-те раз! — сказал себе Петя. — Это же тот самый скупой рыцарь. Да, да! Сейчас он скажет: «Что не подвластно мне?..»

— Что не подвластно мне? — воскликнул скупой рыцарь. — Как некий демон отселе править миром я могу…

«Как бы этот некий демон, чего доброго, не запер меня в этом подвале», — подумал Петя и ползком, на четвереньках, стал подбираться к выходу. Старик, между тем, совершенно обалдевший от вида своего золота, ничего вокруг не замечал и продолжал монолог:

— Я свисну, и ко мне послушно, робко вползет окровавлернное злодейство, и руку будет мне лизать…

Едва Петя выбрался на свет, поднялся на ноги и прикрыл за собой тяжелую, обитую железом дверь, как тут же к нему шагнул молодой, щегольски одетый вельможа.

— Ну? Что? Как? Много там золота? — в нетерпении обратился он к мальчику, сверкая горящими глазами.

— Ну… вообще-то порядочно, сундуков пять или шесть. Во-от таких. — Петя догадался, что перед ним сын и наследник скупого рыцаря — мот, погрязший в долгах.

— Сколько-сколько?!

— Шестой вообще-то не полный, можно сказать, даже половины нет, — попытался Петя успокоить молодого человека.

Но того прямо-таки скрючило, словно от зубной боли. Он взвыл и обхватил голову руками.

— Вы уж так совсем не убивайтесь. Скоро вам все достанется.

— Скоро?! — неожиданно вспыхнул гневом наследник. — Все достанется?!!

Альбер схватился за шпагу, и Петя подумал, что ему конец.

— У Пушкина так написано!..

— У какого еще Пушкина-Кукушкина! Здесь мне вообще ничего и никогда не достанется! По завещанию все! все до копейки уходит на счета Гринпис! По курсу на дату перечисления! Сволочь! Сволочь!! Сволочь!!! — несостоявшийся наследник упал лицом на ковер и забился в бессильной ярости. — Все! Толстым, жирным китам! Наевшим бока лосям! Ушастому самцу из «Плейбоя»! Им достанется все, все мое золото!!! Поганым крокодилам, пингвинам и черепахам! Крысам, паукам и тараканам…

Истерика его плавно перекатилась в рыдания, он невнятно перечислял еще какую-то живность, среди которой даже мелькали человеческие фамилии и должности, а Петя на цыпочках удалился.

И, разумеется, сразу наткнулся на поджидавшего его карточного шута. Тот стоял, вальяжно облокотившись о колонну и сразу спросил:

— ПОЧЕМУ САМЫЙ БОГАТЫЙ СКУПЕЦ ВСЕГДА БЕДЕН?

И одновременно щелкнул лежащим на ладони секундомером, который затикал, словно бомба.

Это было не честно, джокер теперь играл явно против него.

Разозлившись, Петя стал думать со страшной силой.

— Потому!.. Потому!.. Потому, что ему всегда мало!

— Есть, — джокер с безразличным видом щелкнул секундомером и спрятал его в карман. — До новых встреч в эфире.

И Петя полетел вниз, но на этот раз…

… Но на этот раз не по гладкому желобу, а прямо по воздуху.

И шлепнулся в болото.

— Ква-а-а! — проблеяла у него над ухом огромная лягушка и ускакала, тяжело перепрыгивая с одной кочки на другую.

Петя тоже вылез на ближайшую кочку, присел на мягкий сырой мох и огляделся по сторонам.