Поколение пепла - Алексей Доронин

Сложно быть одновременно нежным и дерзким, настойчивым и внимательным, но в этот раз он был ближе всего к нужной линии. Она начала с категоричного «нельзя», затем перешла к более мягкому «нельзя сегодня»… А через десять минут уже говорила ему: «Нельзя здесь». Тогда же ее трусики – кружевные, она даже хотела быть красивой – скользнули вниз, а он только этого и ждал. Он легко оторвал ее от пола и посадил на комод прямо за ее спиной.

И, не обращая внимания на ее слова, с удвоенным рвением начала ласкать ее всюду, где мог дотянуться.

А когда воображаемая шкала с делениями наконец заполнилась до отметки «100 %», она сама привлекла его к себе, и лицом к лицу они любили друг друга так, как не делали этого с момента рождения сына.

– Что я наделала… – сокрушенно вздохнула Алиса после. – Сволочь, это ты виноват… Идиот.

– Почему? – спросил Саша, гладя ее по голове и укутывая одеялом.

Вместо ответа она указала на дверь спальни сына.

– От тебя могут родиться только такие же. Зачем нам еще один такой? Или хуже?..

«Хуже – это с двумя головами?»

Как выходили другие из положения, Саша не знал, но у нее были свои способы избежать нежелательного. Что-то из средств природной фармакопеи. Но в этот раз она специально или ненамеренно ими пренебрегла. Может, из-за той же генетической программы, настроенной на здоровое продолжение рода, который мог оборваться на испорченной ветви.

– Нет-нет. Он будет… обычным. Даже слишком. Я это чувствую, – Данилов потом удивлялся, почему сказал именно «он», ведь на словах всегда хотел девочку. – И ты должна это видеть лучше, чем аппарат УЗИ. Иначе какая ты к чертовой матери провидица?

* * *

Во время краткого визита Богданова в Форпост, Данилов перемолвился с ним всего несколькими словами.

Александр знал, что где-то рядом с Заринском была пробно запущена теплоэлектростанция, поэтому питал надежды на оживление интереса к Прокопьевску.

– Извини, Саня, но нам все еще не нужен ваш уголь, – четко разделяя слова, произнес председатель. – Это был только пробный запуск, и результат неудовлетворительный. Вторая очередь турбин МГЭС закончена и смонтирована. На ближайшие восемьдесят лет у нас энергия будет. А угля для отопления нам хватит от нашего разреза. Содержание вашего поселения нерентабельно и в будущем ляжет только на ваши плечи.

Александр знал, что не все так гладко в метрополии. Головокружение от успехов прошло. Экономическая политика буксовала. На истощенных и зараженных почвах мелкие хозяйства, разбросанные в крохотных плодородных оазисах, были эффективнее, чем крупные, особенно учитывая невозможность поддерживать должный уровень механизации. Политика насильственной колонизации мертвых городов тоже не принесла своих плодов. Она лишь привела к распылению населения и ресурсов.

Огромные силы, затраченные на восстановление асфальтового покрытия на отрезке федерального шоссе, ушли в песок – в прямом и переносном смысле, после того как уже следующей весной дорога пришла в негодность.

Три «возрожденных» промышленных предприятия не смогли оправдать даже средств, затраченных на косметический ремонт в цехах. Они могли существовать только как части длинных производственных цепочек. Данилов давно знал, что технологической цивилизации придется отступить, хотя бы временно. Но он видел, что другим это принять нелегко. Да, они росли количественно – увеличивалось население и площади обрабатываемых земель. Но отрасль за отраслью исчезали навсегда вместе с довоенными запасами.

Правитель не сказал, что поселенцам Форпоста предписывается вернуться в Заринск. Не сказал даже, что разрешается вернуться. Это было изгнание, и он подтвердил, что оно бессрочное.

Он дал им свободу, но такую свободу, которую теперь боялись больше всего на свете. Его можно было понять. У него было много своих проблем. Всего один неурожай отделял Заринск от голода. Однажды сбросив балласт, он не хотел брать его обратно на борт.

Он был прав. И хотя уголь нужен не только для выработки электроэнергии, а еще для металлургии, синтеза пластмасс и прочей химии, все это даже не завтрашний день… Пройдут поколения, прежде чем Кузбасс станет нужен.

Данилов почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

Да, это дом, и он его не отпускал. Один раз Саша уже сбежал отсюда, но судьба опять вернула его на место.

В глубине души, несмотря на свой рационализм, Данилов стал лучше понимать восточный, традиционный взгляд на мироздание.

Да, больше не будет людей-атомов, которые в поисках лучшей жизни путешествуют из города в город, из страны в страну – где больше заплатят, где лучше накормят.

«Семья, род. Память предков. Кровь и почва. Мудрость веков».

Он всегда смеялся над апологетами этих посконных истин, а теперь видел, что в этом есть своя сермяжная правда. Хотя он, мечтавший о звездах, никогда не примет ее полностью. До тех пор, пока его не примет в себя эта пересеченная шрамами земля.

Ну и пусть. Пусть они там строят империю, а он проживет остаток дней на родной земле и с любимой женщиной. Даже если та просто принимает его как неизбежность.

Иногда он думал, уж не она ли помогла ему своей магией выжить во время его пути… Хотя нет. Даже если она была способна «корректировать» ход реальности, это слишком романтично, чтоб быть правдой. Жизнь вообще противоположна романтике.

Забавно. Окольными путями, по оврагам и буеракам, по трупам врагов и друзей, он все же пришел к тому самому Эльдорадо, о котором предавался мечтам в годы студенческой юности. Та тихая гавань, о которой он грезил: простое человеческое счастье: домик в деревне, любимая жена, дети, которых обязательно должно быть больше, чем один.

Он уже не был тем листком, который когда-то метался, гонимый ветром и течением, от одного берега к другому. Теперь он был скорее кочкой, и других прибивало к нему течением. Иногда они уходили, а иногда оставались.

В преамбуле к Декларации Независимости США написано: «Человеку его Создателем даны некоторые неотъемлемые права, среди которых право на жизнь, свободу и добывание счастья». Всю прежнюю жизнь он думал, что добывать счастье невозможно, ведь это качество, а не состояние. Теперь Данилов полагал, что вполне можно. Только добывается оно еще труднее, чем трансурановые элементы, и так же нестабильно, имея свой период полураспада.

Но он был счастлив. Здесь в Форпосте же из-под его пера вышел еще один том «Истории», по которой он учил подрастающее поколение. Это придавало его жизни дополнительный смысл, маленький, но важный. Он старался не думать, что множительной техники для копирования своей книги он может и не найти.

Здесь же родился его второй ребенок.

Сложно передать словами, сколько страха этому предшествовало. Этот ужас совсем затмевал радостное волнение, которое вроде бы должно было ими владеть.

Условия для вынашивания второй беременности в Прокопьевске были куда хуже, чем в Заринске. Медицины здесь почти не было: полтора врача на весь городок да еще две женщины, которых называли фельдшерами, но по квалификации они едва ли дотягивали до медсестер. Про оснащенность бывшего медпункта Трамвайного депо, где до войны максимум проверяли на алкоголь работников перед сменой, и говорить нечего.