Мерлин - Стивен Рэй Лоухед

честят друг друга! — с возмущенным видом посетовал он, — да еще в церкви!

— То ли еще будет, — заметил я.

— Тогда я и не знаю, как удастся обойтись без кровопролития. — Он печально покачал головой. — И все же я думаю, что такие серьезные вопросы надо решать на освященной земле.

Урбан тревожился вовсе не так сильно, как хотел показать. В душе он был рад, что участвует в выборах короля, пусть только тем, что предоставляет гостям кров. Прошу понять: очень важно, что короля должны были выбрать в храме. Это означало, что вожди готовы по примеру Аврелия вершить дела в церкви и что они ей доверяют.

Впрочем, я не обольщался: большинство гостей Урбана столь же охотно собрались бы в хлеву или в лачуге. Их влекла корона, не крест.

— Не скрою, — продолжал епископ, — все это случилось весьма некстати: мы расширяем здание. Когда каменщики закончат, к базилике добавится апсида и большой трансепт. Да, и у нас будет просторный притвор со сводчатым входом, как в самых больших церквях Галлии.

Было ясно, что Урбан живет хорошо и очень этим доволен. Ладно, пусть строит большую церковь, тут беды нет, лишь бы сумел сохранить честность и смирение.

Не только короли были озабочены верховной властью. Мелат созвал нескольких самых влиятельных правителей городов. Не знаю, что они собирались делать. Без сомнения, в собрании королей они увидели случай попытаться вернуть ускользающую власть. На деле римское правление осталось только в памяти стариков да в латинских названиях должностей.

Пеллеас отыскал место, где мы могли бы остановиться, — дом богатого купца по имени Градлон, который торговал, кроме прочего, вином, свинцом и солью. Ему принадлежали несколько кораблей. Градлон был другом правителя Мелата и влиятельным человеком в Лондоне. Подозреваю, Мелат уговорил друзей бесплатно поселить у себя королей со свитами, чтобы повсюду иметь свои уши.

Градлон, впрочем, оказался радушным хозяином и не скрывал, на чьей он стороне.

— Купец уважает того, при ком процветает торговля. Перед королем я преклоняю колено, у императора целую край одеяния. Обоим я плачу подати. — Он поднял толстый палец, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Однако я плачу охотно, когда дороги и порты безопасны.

Правители городов заседали во дворце Мелата. Они собирались послать императору Аэцию ультиматум: пришли войска — или навсегда распрощайся с расположением Британии.

Британия — со всей своей симпатией или ненавистью — и прежде не возмещала империи затраченных трудов. Положим, на протяжении нескольких поколений британские свинец, олово и хлеб шли Риму на пользу. Однако этот остров стоил Риму куда больше, чем мог принести.

Теперь же, когда империя истекала кровью под безжалостными ударами варварского топора, невзгоды Британии и вовсе не заботили императора. Полагаю, Аэций больше сочувствовал последней вшивой суке на своей псарне, которой, впрочем, был столь же бессилен помочь.

Жаль тех, кто этого не понял.

Наше будущее — Британия, не задворки империи. Думать иначе — безумие. Реальность сурова — она наказывает тех, кто слишком долго ее не замечает.

С другой стороны, короли были не лучше. Они, похоже, вообразили, что самый эффективный способ отразить саксов — возвеличить самих себя: чем важнее король, тем больше трепещут саксы.

Можно не говорить, что я об этом думал.

Итак, совет начался с неразрешимого спора: кто вправе выбирать из множества королей, вообразивших, что меч Максима Вледига им по руке. Перепалка еще больше обострила и без того недружелюбную обстановку собрания.

Разумно говорили только Теодриг и Кустеннин, но к их приезду остальные настолько зациклились на собственном мнении, что других уже не слышали. А как известно, разум в таких случаях бессилен.

Каждый день, когда короли собирались в церкви продолжить спор, я приходил с ними, однако ничего не говорил, да меня никто ни о чем и не спрашивал. Я ждал, надеясь, что еще найду возможность вмешаться. Главное, не упустить эту возможность, другой скорее всего не представится.

Пока же я наблюдал за королями, пристально изучал каждого: его манеру говорить, властность, мудрость, силу. Я взвесил всех и не нашел никого, кто мог бы сравниться с Аврелием или даже Утером. Господи, прости, Вортигерн и тот был лучше!

Кустеннин бы справился, однако его королевство слишком мало и лежит далеко на севере. Другими словами, ему недостает богатства южных королей, необходимого, чтобы содержать два, а то и три двора, да еще дружину для поддержания порядка в стране. К тому же южане с недоверием относятся к обитателям полночного края — они де разбойники и невежи, немногим лучше варваров. Люди никогда не пойдут за таким королем.

Скорее уж Верховным королем мог стать Теодриг — его казна внушает уважение даже правителям юга. Однако деметы и силуры — древнейшие народы Британии — всегда оставались и самыми независимыми. Вряд ли другие короли поддержат Теодрига — они и без того сетуют на независимость и отгороженность Диведда. К тому же я сомневался, что Теодрига влечет верховная власть; иное дело его сын Меуриг, однако он еще неопытен в делах правления.

Из остальных некоторые надежды подавал Кередигаун. Можно, памятуя нынешние заслуги, закрыть глаза на то, что его дед был ирландцем. Однако у римлян было обыкновение назначать в беспокойные области правителей вопреки недовольству соседей, и обида эта до сих пор не прошла. В итоге ни его дед, ни отец, ни он сам не посчитали нужным породниться с другими царствующими домами. Поэтому Кередигауна при всех его достоинствах недолюбливали.

Дни проходили один за другим в безумном хвастовстве, нелепых угрозах и оскорбительных выпадах, и мне стало ясно, что согласия нам не видать. Дунаут, властитель зажиточных бригантов, свел на нет разумный спор своим смехотворным требованием, чтобы будущий Верховный король содержал все войско на средства из личной казны.

Войско содержали на подати, которые короли вносили совместно, однако Дунаут и его друзья настаивали на том, что, мол, залог всеобщей свободы — способность короля повелевать дружиной без помощи мелких правителей, иначе те захотят ему указывать, обещая в противном случае не выплачивать подати. «Верховный король будет свободен, — объявил Дунаут, — только если будет опираться на собственную казну!»

Это привело в ярость тех королей, кто, как Эльдофф, Огриван и Кередигаун, еле-еле содержали свои маленькие дружины — не потому, что они плохие правители, а просто потому, что в их краях хуже родится хлеб, а в недрах нет золота и серебра.

Предложение пришлось по вкусу богатым гордецам, таким, как Морганог Думнонийский,