Цветочки Александра Меня - Юрий Пастернак

Вспоминается, что, когда празднование закончилось и он направился к выходу, все толпой двинулись за ним, чтобы проводить и получить прощальное благословление. Я в это время сидела за столиком на кухне, почему-то не считала, что имею право вести себя так, как его прихожане.

Вдруг отец Александр почти у самой входной двери развернулся, прошёл по узкому коридорчику на кухню, подошёл ко мне, очень ласково коснулся моей руки и мягко произнёс: «Не переживайте, у вас всё будет хорошо». Удивительно, как тонко он почувствовал моё состояние в этот момент и нашёл такие тёплые добрые слова.

Михаил Юровицкий

Под воздействием проповеди отца Александра я понял, как важно служить ближнему, обращать внимание на других людей. И я пошёл в медицину, причём он очень верил и поддерживал человека в его начинаниях, и я это очень почувствовал. Я познакомился со своей будущей женой в нашей молитвенной группе, он крестил наших детей, он нас венчал, и это, как правило, сопровождалось беседой, в которой он раскрывал суть брака, воспитания детей, – это было очень современно и ясно.

Отец Александр был замечательным психотерапевтом. Он умел слушать, он всецело принимал человека, не осуждал его, и, что очень ценно (у меня есть личный опыт), он мог помогать на расстоянии. И действительно, человек чувствовал эту поддержку, и уходил страх, и исчезали дурные мысли, и жизнь изменялась к лучшему.

Ив Аман

Когда мы боялись, что отца Александра вот-вот арестуют, я спросил, не собирается ли он предпринять необходимые шаги, чтобы покинуть страну. Я только что обнаружил его ответ. Маленькая смятая записка дошла до меня какими-то неведомыми путями. Она написана была им, как всегда, в спешке, схожим с клинописью почерком, страшно неразборчивым, со строчками, лезущими вверх, хотя на этот раз они оказались немного прямее. На тот случай, если записка попадёт не в те руки, он написал её иносказательно, с присущим ему юмором, несмотря на тяжёлое время. «Моя болезнь, развивающаяся угрожающе быстро, – лишь часть общей эпидемии. От этого не существует лекарств. Перебраться в незаражённый район невозможно, да у меня и нет особого на то желания. Остаётся лишь верить, надеяться и продолжать работать». Я не знаю, следует ли переводить «развивающуюся болезнь» – «риск ареста», а «эпидемию» – «усиливающиеся репрессии» тех времён.

Тогда каждый иностранец, покидающий Советский Союз и не вполне удовлетворённый программой «Интуриста», задавался вопросом, удастся ли ему ещё раз ступить на русскую землю. Это придавало прощанию особую остроту. Увидимся ли мы опять, отец Александр? Я снова вижу его на перроне маленькой станции в лесу. «Надейтесь. Если Богу угодно…» Да, если Богу угодно. Всё в руках Божьих. Сколько раз повторял он эту фразу!

Ариадна Ардашникова

Не знаю, насколько Перестройка стала рассветом, но перед нею была такая тьма. В эту жуткую тьму КГБ особенно плотно обложил отца Александра. Нам рассказали (не по телефону, конечно, он прослушивался), что отец встал, как всегда, в пять утра и натощак поехал в Деревню, а когда служба кончилась, гэбэшники не разрешили Марии Витальевне (Тепниной. – Ю.П.) покормить его, посадили отца в машину и увезли на допрос. Допрос шёл до пяти вечера, а в шесть его привезли к вечерней службе, а после неё опять увезли на допрос. И так изо дня в день – неделю. Это было время Великого поста.

Литургия кончилась, отец в храме, прихожан наших много, и какие-то посторонние мужчины – молодые, опрятные, так «хорошо» улыбаются. Увидев, что я совсем не представляю, что происходит, отец быстро, по-деловому подходит, берёт меня за руку повыше локтя и ведёт за церковную ограду. Шёпотом говорит: «На кладбище, на кладбище!» В церковный домик прихожан уже не впускали. Приходить к отцу запретили. А про кладбище я не сразу поняла. Оно что, выпало из их поля зрения? Во всяком случае, за нами никто не шёл.

Была весна. Я что-то мямлила одними междометиями: «Ну… как? Как вы? Они вас посадят?» А он догадался, что мне страшно: «Арина, ну разве это страшно?» И шёпотом, как заговорщик: «С Богом можно жить везде. И в тюрьме можно жить». Отец остановился и раскинул руки, вдыхая весенний холодок: «Радость какая в Божьем мире, красота-то какая – смотрите!» Я посмотрела: пахло подсыхающей на солнце грязью, навозом, деревней, прелостью перезимовавших трав, и все почки на деревьях, на кустах, и все придорожные вылезшие травинки – всё набухло, всё ждало Пасхи…

Нонна Борисова

Нас начали таскать на допросы – всех тогда вызывали вокруг отца Александра Меня, и его самого тоже. Дважды у нас был обыск. Один раз – когда о. Антоний Элинс, генетик, возглавлявший Русский центр в Медоне (Франция), привёз Евангелия и другие христианские книги. Он впервые приехал в Россию и по наивности оставил их в гостинице, а сам вышел. У него тут же всё и проверили. Мы жили на даче, дома была Дина Сергеевна (мать о. Александра Борисова). О. Антоний принёс к нам сумку с литературой и ушёл в посольство. А мы с детьми и отцом Александром Менем ехали в Москву, чтобы встретиться с ним. И вот мы входим, я вижу эти сумки, понимаю, что это литература, беру их – и раздаётся звонок в дверь. Но ведь даёт же Бог реакцию! Я заношу эти сумки в комнату и отцу Александру Меню говорю: «Иди сюда, быстро». Мы закрываем за собой дверь, и, пока Саша с бабулей встречают этих… которые пришли с обыском, оформляют бумаги, мы всё рассовываем: в диван, под аквариум, в пианино. Остались в сумках только детские книжки. А тогда за два экземпляра Евангелия грозила статья – «хранение и распространение». Но обыск был кратковременный, они очень торопились, им нужен был Элинс. Дом заблокировали со всех сторон, и они загребли много всего, но не то, за что можно было посадить. Поскольку они знали, что Элинс только что был здесь и оставил книги, они не думали, что мы успели спрятать, и забрали Цветаеву, издание YMСA-Press, стихи Мандельштама – книжки от Надежды Яковлевны.

Сергей Бычков

13 сентября 1965 года на день ангела отца Александра, как обычно, приехали друзья и прихожане. Евгений Барабанов предупредил, что по Москве идут обыски. Отец Александр предусмотрительно убрал машинописный экземпляр «В круге первом» – вынес на террасу. А вместе с ним и другую антисоветскую литературу. А на следующий день нагрянули чекисты. Позже отец Александр вспоминал: «И вот сижу себе в Семхозе и смотрю: идет целая вереница мужиков в пиджаках и галстуках. Я спускаюсь с мансарды вниз, они так вежливо говорят:

– Мы из Комитета государственной безопасности. Есть ли оружие?

– Нет, конечно.

– Антисоветская литература?

– Нет, ничего не держим.