Хюррем, наложница из Московии - Демет Алтынйелеклиоглу

Кроме мелких изменений, все остальное шло как по маслу. Учитель шехзаде Мустафы Сюрури Мехмед-эфенди долго хвалил перед падишахом Мустафу, совсем как приказала Хюррем Султан.

Визири, которые отправились в Амасью до Рустема, как и предполагала Хюррем, поклялись, что наследник престола невиновен и верен отцу. Один из них сказал Мустафе: «Османская империя нуждается в вас». В ответ на что Мустафа накинулся на него со словами: «Что ты за паша такой, эфенди? Ты носишь у себя на плечах кафтан, который пожаловал тебе мой отец, и смеешь говорить про него дурное. Как тебе не стыдно? Мы молим Аллаха о том, чтобы Сулейман Хан был здоров, а мы бы ему служили, а если потребуется жизнь, пожертвовали бы ради него. Пусть власть будет запретной для Мустафы, пока отец жив».

Когда султану Сулейману доложили об этих словах, он тихо сказал: «Мой доблестный сынок!» Он благодарил Аллаха – страхи оказались напрасными, и его подозрения тоже.

На какой-то момент, казалось, все успокоилось. И, казалось бы, даже шехзаде Джихангир, который так возмущался обвинениями в адрес брата, успокоился и забыл о произошедшем. От волнения за брата Джихангир разболелся. Сулейман очень любил своего младшего сына и, как только убедился, что Мустафа невиновен, поспешил в покои Джихангира, чтобы лично ему об этом сообщить. Джихангира мучил жар, но, когда он увидел отца, лицо его просветлело. Хюррем сидела в изголовье и самолично меняла ему на лбу повязки, смоченные в уксусе, чтобы сбить жар.

– Что происходит, Хюррем?

– У шехзаде сильный жар, повелитель.

Джихангир что-то очень тихо прошептал. Когда падишах склонился над ним, чтобы расслышать его слова, он с неожиданной силой схватил отца за руку. Обливаясь потом, он с широко раскрытыми глазами смотрел на руку Сулеймана. В глазах его читался страх.

– Протяни руку, матушка, – прошептал он Хюррем. Точно так же, с широко раскрытыми глазами, смотрел он и на руку матери, а затем соединил их руки вместе и забылся. Когда они вгляделись в его лицо, то заметили, что он плачет.

До того момента, пока из Токата внезапно не прискакал сипахи[77]Шемси-паша, Сулейман и Хюррем не отходили от постели своего младшего сына. Они даже вместе ездили на могилу к мечети Эйюп Султан[78], чтобы вместе помолиться о здоровье молодого шехзаде, и раздали там щедрую милостыню. Затем они отправились в усыпальницу-тюрбе, которую главный архитектор Мимар Синан построил для могилы шехзаде Мехмеда, и долго пробыли в ней.

Примчавшись со всех ног из Токата, Шемси-паша доложил, что он привез очень срочное и важное известие и что ему немедленно нужно лично к падишаху.

Кошмар начался снова.

Новость была ужасной. Шехзаде Мустафа просил помощи у шаха Тахмаспа, чтобы свергнуть своего отца-султана с престола.

Падишах от ярости не находил себе места. «Никогда! – кричал он, – Мустафа никогда не осмелится на подобную дерзость!»

Он все никак не мог поверить. Мустафа – и просит помощи у главных врагов Османов! Раньше небо упадет на землю, чем такое произойдет.

Шемси-паша вытащил из-за пазухи коробочку и протянул Сулейману.

– Вот доказательство!

Падишаху казалось, что горы обрушились на него. Он принял из рук паши коробочку с опаской, словно бы она могла обжечь ему руки. Вынул лежащий в ней кусочек пергамента, развернул и прочитал.

– Тебе дал это Рустем-паша?

– Мы узнали, что Садразам-паша подъезжает к Амасье. Но так как я хотел как можно скорее сообщить об этом вам, то мы отправились через горы и с ним разминулись.

– Наш зять об этом не знает?

Шемси-паша с досадой посмотрел на падишаха: «Я решил, что такое никто раньше повелителя видеть не должен. Так что, если бы мы даже и встретились с Садразамом-пашой, я бы ему ничего не сказал. Если я допустил ошибку, то моя шея тоньше волоса».

– Как это попало к тебе в руки?

– Нам сообщили, что два шахских посланника в одной из деревень пытаются обратить в шиизм население, и мы сразу поспешили туда. Тех двоих нам удалось поймать. Один из них погиб в схватке. Второго мы серьезно ранили. На допросе он признался, что той ночью должен был встретиться с гонцом от Мустафы Хана. Я не очень-то поверил, что у нашего шехзаде могут быть какие-то дела с шахскими соглядатаями, но на всякий случай мы устроили западню. Когда появился гонец от нашего шехзаде, я поймал его своими руками.

– Ты привез тех, кого поймал?

– Я уже сказал, что один из них погиб. Второго раненого, я собирался привезти, но он тоже отдал душу Аллаху. А гонец шахзаде…

– Что с тем гонцом?

– Когда я открыл коробку и читал письмо, он неожиданно положил что-то в рот. Он умер, не сходя с места, лишь пена пошла изо рта. Даже если бы он остался жив, я не думаю, что он был бы нам полезен, – ведь у него не было языка.

– То есть у тебя не осталось ни свидетеля, ни доказательств?

– У меня есть только коробка, которую я передал повелителю, и пять воинов, которые в тот момент были со мной.

«Разве я правильно поступаю, – сказал про себя султан Сулейман. – Вместо того чтобы заниматься позором, в который поверг нас наш собственный сын, мы подозреваем нашего преданного раба, который доставил нам письмо, выдавшее предателя».

Сулейману казалось, что он постарел на тысячу лет. Он сидел на золотом троне, но сидел ссутулившись. Он еще раз перечел письмо.

Вот то доказательство, которого я так боялся. Так, значит, жажда власти все-таки ослепила Мустафу настолько, что он решил обратиться за помощью к главному врагу Османов.

«Ах ты, неблагодарный сын, – подумал Сулейман. – Тот трон, которого ты так добивался, все равно когда-нибудь был бы твоим. Зачем же нужно было предавать? Кто же такой Сулейман, чтобы сидеть на троне вечно? Ведь в один прекрасный день мы, как это записано нашей судьбой по закону наших предков, оставили бы тебе его. Если бы ты хотел, ты бы поступил, как твой дед: убил бы своего отца. Мы бы тебя простили. Мы бы не стали на том свете жаловаться на тебя Аллаху. Мы бы считали, что наша жизнь стала жертвой на благо государства. Но предательство простить невозможно. Разве стоило ради этого обветшалого трона навсегда становиться предателем, Мустафа?»

По его щекам и седой бороде текли слезы. Он протянул доказательство измены второму визирю Ахмеду-паше. Паша, который также был родственником падишаха, так как был женат на одной из сестер султана Сулеймана, не поверил прочитанному. «Здесь есть ошибка! – воскликнул он. – Ваши визири только что вернулись из Амасьи. Повелитель лично поговорил с учителем нашего шехзаде Сюрури Мехмедом-эфенди. Все твердят только о том, насколько предан султану Мустафа Хан».