Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон

В детстве они не ладили. Найруй вечно ревновала Йонду к настоятельнице, а Эда, любившая Йонду как кровную сестру, принимала ее ревность слишком близко к сердцу. Однако теперь Эда горячо пожала ей руки, поцеловала в щеку.

– Рада тебя видеть, – сказал она. – Ты прославишь этот плащ.

– А ты прославила всех нас, так долго защищая Сабран. Признаться, я посмеивалась, когда тебя сослали к этому нелепому двору, но я тогда была молодой и глупой, – усмехнулась Найруй. – Теперь я понимаю, что все мы по-своему служим Матери.

– Я вижу, ты даже сейчас ей служишь, – ответила на ее улыбку Эда. – У тебя, должно быть, подходит срок.

– Жду со дня на день. – Найруй коснулась живота ладонью. – Я пришла подготовить тебя к посвящению в красные девы.

Эда почувствовала, как еще шире расплываются в улыбке губы.

– Этой ночью?

– Да, этой. – Найруй захихикала. – Или ты, изгнавшая Фиридела, думала, что с посвящением станут тянуть?

Она подвела Эду к стулу. Вошел мальчик с подносом, поставил его и, пятясь, скрылся за дверью.

Эда сложила руки на коленях. В животе у нее трепетала крылышками целая стайка птиц.

На эту ночь она забудет, что узнала от Калайбы. Забудет обо всем, что происходит за стенами обители. Эда, сколько себя помнила, знала, что ее судьба – стать красной девой.

Мечта сбылась. Она хотела упиться ею допьяна.

– Это тебе. – Найруй вручила ей чашу. – От настоятельницы.

Эда пригубила напиток:

– Мать, что это?

Волна сладостного аромата растекалась по языку.

– Солнечное вино. Из Каменги. Настоятельница его бережет, – ответила Найруй. – Тусто, что служит на кухне, давал мне иногда попробовать. Он и тебе уделит глоточек, если скажешь, что ты от меня. Ты только настоятельнице не проговорись.

– Ни за что!

Эда сделала еще глоток. Какой тонкий вкус! Найруй, взяв кувшин, стала поливать ей волосы водой.

– Эдаз, – сказала она, – я хочу принести тебе мои соболезнования. Мы с Йонду не во всем сходились, но я ее очень уважала.

– Спасибо, – тихо откликнулась Эда и покачала головой, разгоняя грусть. – Ну а теперь, Найруй, рассказывай, что случилось за эти восемь лет.

– Расскажу, – Найруй постукивала гребешком по ладони, – если пообещаешь мне поведать все тайны инисского двора. – Она потянулась за чашей с маслом. – Говорят, жить там – что плясать на угольях. Будто бы придворные лезут друг у друга по головам, пробиваясь поближе к королеве. Что при дворе Сабран Девятой больше интриг, чем в Румелабаре небесных камней.

Эда взглянула в окно. Уже загорались звезды.

– Право, – сказала она, – тебе такое и не снилось.

Занимаясь волосами Эды, Найруй рассказывала о неуклонном пробуждении змеев в южных странах и о тяжких трудах красных дев, изо дня в день противостоящих угрозе. Король Джантар и верховная правительница Кагудо (властители других стран ничего не знали об обители) просили присылать в свои города и дворцы все новых сестер. И уже появилась мысль обучать для борьбы со змеями мужское население обители, занимавшееся обычно домашними делами.

Эда взамен живописала причуды инисской жизни. Мелочную вражду между придворными любезниками и поэтами. Свою службу фрейлиной под властью Оливы Марчин. Лекарей, прописывавших мышиный помет от лихорадки и пиявок от мигрени. Завтрак из восемнадцати блюд, ежеутренне подававшийся Сабран, которой и одного было много.

– А Сабран? – спросила Найруй. – Она и правда такая капризница, как говорят? Я слыхала: она за одно утро успевает побывать бодрой, как военный парад, грустной, как вдовица, и злой как дикая кошка.

Эда долго медлила с ответом.

– Правда, – наконец сказала она.

Роза под подушкой. Руки на клавишах вёрджинела. Смех всадницы, затеявшей скачку наперегонки после охоты.

– Наверное, следует ожидать капризов от женщины, рожденной, чтобы занять такой трон и такой ценой. – Найруй похлопала себя по круглому животу. – Это и так нелегко, а если нагрузить вдобавок судьбами народа…

Близился час церемонии. Эда позволила еще трем женщинам, кроме Найруй, помочь ей с торжественным одеянием. Сестры, уложив ей волосы, украсили их венком апельсиновых цветов. На руки надели браслеты из золота с хрусталем. Наконец Найруй обняла ее за плечи:

– Готова?

Эда кивнула. Она всю жизнь тренировалась.

– Я тебе завидую, – призналась Найруй. – Следующая задача, которую готовит для тебя настоятельница, – это просто…

– Задача? – оглянулась на нее Эда. – Какая?

Найруй махнула рукой:

– Большего сказать не могу. Скоро сама узнаешь. – Она взяла Эду под руку. – Идем.

Ее провели к могиле Матери. Склеп освещался ста двадцатью свечами – по одной за каждого, принесенного в жертву Безымянному, пока Клеолинда наконец не покончила с его кровавой властью.

Перед статуей ждала настоятельница. Все свободные от дел сестры собрались, чтобы увидеть, как отсутствовавшая чуть не десятилетие дочь Залы становится красной девой.

В обители не тратили много времени на обряды. Клеолинда не желала для своих дев помпезности и церемонности королевских дворов. Главной была близость между ними. Сестры собрались в поддержку и хвалу сестре. В склепе, тесном, как женское лоно, под взглядом Матери, Эда, как никогда, ощутила свою связь с ней.

Кассар стоял по левую руку от настоятельницы. И смотрел на Эду с отцовской гордостью.

Она преклонила колени.

– Эдаз дю Зала ак-Нара, – заговорила настоятельница. Голос ее отдавался эхом. – Ты верно и без сомнений служила Матери. Мы приветствуем тебя как сестру и подругу, принимая в ряды красных дев.

– Я – Эдаз дю Зала ак-Нара, – отвечала ей Эда, – обновляю клятву верности Матери, принесенную мной, когда я была ребенком.

– Да сохранит она твой меч острым, а плащ красным как кровь, – хором произнесли сестры. – И да устрашится Безымянный твоего света…

По обычаю плащ подносила новой сестре мать-родительница. Залы не было с ними, и плащ на плечи Эде набросил Кассар. Он застегнул фибулу у впадинки между ключицами и погладил Эду по щеке. Эда улыбнулась ему в ответ.

Она протянула правую руку. Настоятельница надела на палец серебряное кольцо, украшенное цветком о пяти лепестках из лунного камня. Это кольцо всю жизнь виделось ей на собственном пальце.

– Выйди же в мир, – сказала настоятельница, – и прегради дорогу беспощадному пламени. Отныне и навеки.

Эда плотнее завернулась в плащ. Никто не сумел бы подделать цвет этой парчи. Плащи окрашивались драконьей кровью.

Настоятельница протянула ей ладони и под рукоплескания сестер подняла на ноги. Когда она разворачивала новую красную деву лицом к сестрам, взгляд Эды случайно упал на сынов Саяти. И выхватил среди них знакомое лицо.