Война с демонами. Книга 4. Трон черепов - Питер Бретт

В конце аплодисменты грянули громче, а Гаред подстегивал толпу пронзительным свистом и оглушительными ударами в ладоши. К нему присоединился Тамос, и даже братья вежливо аплодировали – кроме пастыря Петера, который невозмутимо попивал вино.

Но угол Джасина молчал, пока все не затихли, после чего и Соловей начал медленно хлопать, направившись в центр комнаты.

– Ваша милость… – начал он.

– Не сейчас, Джасин, – осадил его Райнбек. – Я думаю, для одного вечера песен достаточно.

Джасин разинул рот, и Рожер послал ему улыбку:

– Сегодня ты даже не третий сорт, а? Наверно, отныне мы будем звать тебя вообще Дятлом. – Не дав герольду ответить, Рожер поворотился спиной и вернулся к свите герцога.

– А где сейчас этот Меченый? – спросил Петер и плотно сжал губы, что не было удивительно, поскольку Арлен Тюк представлял прямую угрозу его власти. Если бы Арлена открыто признали Избавителем, должность Петера как главы энджирсской церкви лишилась бы смысла.

– Упал с пустынным демоном со скалы, как я всем уже написал, – мгновенно ответил Тамос. – Я был там и с тех пор не слышал ничего достоверного о том, что его якобы видели.

– Он вернется, – сказал Гаред, не обращая внимания ни на предупреждающий взгляд Тамоса, ни на кислую мину Петера. – Это неизбежно, как восход солнца.

– Значит, ты веришь, что он Избавитель? – осведомился Петер.

Все прочие разговоры стихли, все ждали ответа Гареда. Великан и сам подобрался, поняв, что от его ответа целиком зависят отношения между графством Лощина и Энджирсом.

– Он был им для меня и моих близких, – сказал наконец Гаред. – Нельзя отрицать, что мир меняется и все началось с него. – Он так посмотрел в глаза Петеру, что даже тот немного сник. – Но я знаю Арлена Тюка. Ему не нужен трон. Он не хочет учить народ жизни. Все, чего хочет Арлен Тюк, – это убивать демонов, и каждый из нас должен это учесть.

– Слушайте, слушайте! – громко произнес Тамос, поднимая стакан.

Братья взглянули на него удивленно, но граф не отрывал глаз от Гареда. Остальные мужчины инстинктивно последовали его примеру и одобрительно подняли свои бокалы.

Уловив общий настрой, Райнбек, Микаэль и Петер с дежурными улыбками поддержали тост, но Рожер ощутил их скрытое беспокойство.

Лиша не уставала дивиться мастерству, с которым Арейн изображала старую развалину. Она держала Лишу и Мелни под руки, ничуть не притворно обременяя их своим весом.

В действенности этого приема не приходилось сомневаться. Весь двор, от последнего поваренка до самого Райнбека, привык бросаться к ней по первому зову – лишь бы карга не перенапряглась, шествуя по залу.

Проходя мимо Тамоса, Лиша взглянула на него, но граф сделал вид, будто ее не заметил.

«Ничто не улажено, – напомнила она себе. – Сначала надо договориться с Тамосом». Ей следовало лучше всех понимать, что брачные махинации матери бессмысленны без согласия сына.

Появилась Уонда.

– Дай-ка старухе опереться на твою великолепную ручищу, – обратилась к ней Арейн.

– Да, матушка, – сказала Уонда.

Мелни заученно отлепилась и с улыбкой возглавила толпу женщин, направляя их в вечерний салон.

Арейн довели до конца зала, где две крупные женщины стояли в карауле по обе стороны огромных двойных дверей. Они были одеты как Уонда, на плащах-накидках красовался герб Арейн. Оружия у них не было, но дамы, похоже, и без него могли справиться с нежеланными гостями. Когда они шагнули, чтобы распахнуть двери, Лиша мельком заметила очертания коротких дубинок, притороченных к поясам сзади и прикрытых плащами.

Они отсалютовали Арейн, но смотрели на Уонду.

– Ты, милочка, становишься в Энджирсе легендой, – сказала Арейн. – После твоего прошлого визита я кое-что изменила в охране дворца.

Двери затворила еще одна пара женщин, стоявших на карауле с другой стороны, но эти были облачены в лакированные деревянные доспехи и вооружены копьями.

Уонда чувствовала себя неуютно, но Арейн, не обращая на это внимания, повернулась к Аманвах и Сиквах. Она снова удивила Лишу, без труда перейдя на красийский язык.

– Не тревожьтесь, сестры, и уберите покрывала. Мы в женском крыле. Ни один мужчина не войдет в эти двери.

Аманвах с легким поклоном опустила белоснежное покрывало и размотала платок. Сиквах последовала ее примеру. У незамужней Кендалл лицо было открыто, но волосы – убраны под пестрый плат, который она с поклоном сняла.

К минуте, когда Арейн одолела ступени и прошаркала по коридору, салон наполнился придворными дамами. Расслабившись, женщины выпивали и обсуждали живопись, музыку, театр и поэзию. Принцесса Лорейн верховодила в своей компании, герцогиня Мелни – в своей, и между их группами воцарилось ощутимое напряжение.

Посреди зала выступало трио жонглерш в пестрых герольдовых одеждах. Две, молодые и красивые, перебирали струны арф, погружая салон в умиротворяющую музыку.

Третья, старшая, была рослой и плотного сложения. Пестрое платье – из разноцветных с золотым шитьем бархатных лент. Ее умело модулированный голос господствовал над залом, отражаясь от стен и потолка, построенных так, чтобы усиливать исходящий из центра звук. Ария, исполнявшаяся высоким сопрано, была из «Краснобая» – оперы о мифическом вестнике Джаке Краснобае, который умел разговаривать с демонами и обожал водить их за нос.

Аманвах сверлила певицу острым, хищным взглядом, свойственным красийкам, а Сиквах с Кендалл по-птичьи дружно поворачивали головы, следуя за ритмом.

Аманвах и Сиквал чуть подняли руки и задвигали пальцами, общаясь на своем тайном языке и продолжая наблюдать за жонглершей. Лиша по-прежнему не понимала смысла, но по опыту знала, что с помощью пальцев и мимики красийки способны вести такие же сложные беседы, как на словах.

Притворившись, будто поправляет прическу, Лиша надела меченую серьгу – крошечную ракушку из серебра, которое наслоили поверх изогнутого фрагмента высушенного ушного хряща огненного демона.

Она слегка склонила голову набок и, несмотря на музыку, различила шепот Кендалл:

– Кто это?

Сиквах подалась к Кендалл и еле слышно выдохнула ответ, но Лишина серьга уловила все.

– Она убила мастера Джейкоба.

Лишу затошнило. Она отправила в городскую стражу рапорт о преступлении. Лиша гордилась своей цепкой памятью, но та была палкой о двух концах, ибо окровавленный труп Джейкоба вспомнился в мельчайших подробностях – кости переломали, как хворост. Его забили насмерть голыми руками.

Исходя из объема повреждений, Лиша всегда считала, что это дело рук мужчины. На плече Джейкоба остался лиловый отпечаток пятерни – убийца схватил его и придержал перед избиением. Лиша помнила, как сравнила ее с собственной и своя ладошка показалась детской.