Смех Циклопа - Бернард Вербер

Лукреция отмечает, что любовь к цитатам – это конек членов Ложи. Все вокруг с удовольствием сыплют ими.

– В мае 1968 года мы участвовали в студенческих волнениях и придумывали лозунги, афиши, шутки. «Под мостовой – пляж», «Пока ты будешь зарабатывать на жизнь, жизнь кончится», «Запрещать запрещено», «Будьте реалистами – требуйте невозможного», «Беги, старый мир тебя догоняет» – все эти юмористические слоганы созданы в стенах маяка-призрака.

– Но революция в мае шестьдесят восьмого провалилась, – напоминает Лукреция.

– Мы хотели создать новое общество. Студенты и профсоюзы послушались нас лишь наполовину. Личные интересы и политические амбиции оказались сильнее желания действительно изменить мир. После неудачи в мае 1968 года мы стали хитрее. Мы помогли английскому отделению Ложи создать комическую группу «Монти Пайтон».

– Ах, так это вы?.. – с восторгом спрашивает Исидор. – Я их обожаю. Это мои самые любимые комики!

– Они не знали никаких ограничений. Никаких. До такой степени, что однажды придумали скетч про «Шутку, Которая Убивает»!

Беатрис встает, проходит мимо портретов Великих Мастеров и приближается к двери, на которой висят кинопостеры. Она показывает на фотографию группы «Монти Пайтон».

– Да-да, я помню, скетч «World’s Funniest Joke» – «Самая смешная шутка в мире»? Черт! Так вот что это было! – восклицает Исидор.

– «Монти Пайтон» попросили у нас разрешения туманно намекнуть на «Шутку, Которая Убивает». Грэм Чепмен, прошедший обучение на маяке, начал убеждать тогдашнего Великого Мастера в своей правоте. Он говорил: «Это настолько невероятно, что никто не поверит, что „Шутка, Которая Убивает“ действительно существует!»

– Неужели вы хотите сказать, что Великий Мастер разрешил открыть всему миру вашу самую большую тайну? – удивляется Лукреция.

– В 1973 году это был еще Пьер Дак. Старость и усталость не ослабили его смелости. Он решил, что это будет забавно. Скетч «Самая смешная шутка» появился в шоу «Летающий цирк» в апреле 1973 года. Люди смеялись над ним безо всякого вреда для себя, точно так же, как и над другими скетчами «Монти Пайтона».

– Удивительно! – признает Исидор.

– А вот у самого Гэма Чепмена обнаружили рак, и он добровольно ушел из жизни, прочитав «Шутку, Которая Убивает».

Беатрис садится за стол и пристально смотрит на стальной чемоданчик. Ее рука осторожно, с какой-то печалью продолжает поглаживать металл.

– Я сама пришла сюда в 1991 году. Мой отец был юмористом, и с ним сыграли дурную шутку.

Ее лицо омрачается.

Исидор понимает, что произошла какая-то трагедия и просит Беатрис рассказать о ней.

– Он играл в большом театре. Зал был на триста мест. Он начал выступление. После первого скетча никто не засмеялся. Он собрал волю в кулак и продолжал. После второго скетча зал продолжал молчать. Он отыграл спектакль до конца. Никто не смеялся.

Такое, наверное, невозможно пережить.

— За все время его выступления никто ни разу не засмеялся. Даже не хихикнул. Даже не улыбнулся. Он видел перед собой триста мрачных, как глухая стена, лиц.

Какой ужас!

— На самом деле перед ним сидели подсадные утки. Им заплатили, чтобы они не смеялись. Один телеведущий придумал такой «комический» прием.

– Триста человек ни разу не засмеялись за полтора часа! Какая, наверное, стояла оглушительная тишина, – говорит Лукреция, вспоминая свое волнение на сцене.

– Для комика – это самое страшное, что может с ним произойти. Он стоял перед ними бледный, как смерть, дрожащий, растерянный. Публике, видимо, это было «интересно». Как в Средние века людям было интересно наблюдать за пытками.

Беатрис умолкает на полуслове.

– И?.. – спрашивает Лукреция с любопытством.

– Он сделал вид, что его нисколько не тронуло то, что он попал в такую аудиовизуальную ловушку. Но потом он ушел со сцены и покончил жизнь самоубийством. Без применения «Шутки, Которая Убивает». Просто взял веревку, сделал петлю, встал на табуретку и повесился.

Беатрис опускает глаза на чемоданчик.

– И я поняла, что смех – это вовсе не панацея от всех бед. Иногда, чтобы вызвать смех, совершают настоящие подлости.

Я-то знаю, что это правда. Мари-Анж открыла мне, что смех может принести столько же зла, сколько и добра.

— После этой драмы у меня появилось желание бороться со злым юмором, и я решила, что лучше всего это делать здесь, в этом тайном месте. Мой отец рассказал мне о Ложе за несколько месяцев до смерти. Я пришла сюда. Прошла инициацию. Я приняла участие в дуэли, выиграла и стала учеником. Затем я выросла в звании. Стала учить сама. И однажды…

– …К вам пришел знаменитый комик Тристан Маньяр, – заканчивает ее фразу Исидор.

– Он искал место, «где рождаются шутки». Он пошел по следу, от рассказчика к рассказчику, и сумел добраться до нас. Я обучила его и подготовила к дуэли. По чистой случайности он соревновался со своим собственным импресарио, который пришел к нам вслед за ним.

– С Джимми Петросяном?

– Да. Тристан выиграл, стал членом Великой Ложи Смеха.

– И вашим возлюбленным, – дополняет Исидор.

Беатрис удивленно умолкает, но вскоре заговаривает вновь.

– Действительно. Мы сблизились во время обучения и наша страсть здесь, под землей, вдали ото всех, приобрела особую силу.

– Как это прекрасно, – говорит Исидор.

Исидор, видимо, забыл, что Тристан Маньяр бросил жену и детей. Когда они узнают эту историю, вряд ли она покажется им такой уж прекрасной.

Беатрис смотрит вдаль.

– Когда преемник Пьера Дака стал слишком стар, чтобы исполнять обязанности Великого Мастера и ушел в отставку, мы единодушно выбрали Тристана.

Она указывает на портрет Тристана Маньяра в фиолетовом одеянии. Исидор и Лукреция с трудом узнают в улыбающемся зрелом мужчине бородатого исхудалого человека, который умирал в темной комнате под маяком.

– Вы все время находились под землей. У вас не началась клаустрофобия?

Беатрис впервые широко улыбается.

– Смех – это всегда открытое окно воображения. Он заменял нам и тепло, и свет. Наша повседневная жизнь состояла из шуток и веселья. И это была райская жизнь. Мы поддерживали связь с некоторыми знаменитыми комиками, которые тайно приезжали к нам.

– Де Фюнес?

– Нет, Бурвиль, – отвечает Беатрис, указывая на портрет.

– Колюш?

– Нет, Деспрож. Не все были на нашей стороне. Кто-то ненавидел нас. Кто-то завидовал. А потом начало расти влияние юмора, подобного тому, который убил моего отца… Основанный на чуждых нам принципах неуважения к человеческой личности.