Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
— Щас он узнает негодование, — мечтательно сообщил Гошка. — Всыплю мерзавцу…
— Ладно. Потом, — отозвался Николка. Покладисто, но без боязни.
— Нет, сейчас!
— Постойте, юноша… Ваши чувства, конечно, понятны, однако нет ли во всем этом вмешательства судьбы? — перебил Гошку лысый. — Судьба эта явно послала ребенка на нужную нам роль.
— Какую еще роль? — мрачно отозвался Гошка.
— Охотно раскрываю секрет… То, что вы видите вокруг, не свалка и не мастерская сумасшедшего художника. Это небольшой, не очень знаменитый, но полный надежд на славное будущее театр. Самодеятельный и народный. Театр Демида… Слева, — лысый указал на квадратную тетку (или девицу), — наша беззаветная Маргариточка, заведующая реквизитом и всей материальной частью, а также художница по костюмам. Справа… — Он кивнул на смуглого тонколицего парня, который стягивал через голову «пьеровскую» кофту, — гениальный трагик, но прежде всего драматург Шурик Половцев, синьор Алессандро, как именуют его друзья. Немногословен, но безотказен и неутомим в любой творческой работе…
— Не надоело тебе? — сказал синьор Алессандро.
— Я ввожу гостей в ситуацию, дабы они не заподозрили нас в черных замыслах…
— А что такое «Демида»? — спросил Вячик. Он живо оглядывался, ему здесь явно нравилось. Мне тоже.
— Не Демида, а Демид! — возгласил лысый. — Демид Полянский. Это, с вашего позволения, как раз я. Бессменный руководитель и главный режиссер в этом храме искусства… Остальных представителей творческого коллектива здесь пока нет. Он, коллектив этот, невелик числом, но богат талантами. И намерен раскрыть их в гениальной постановке «Огниво»…
— По Андерсену, что ли? — вставил я.
— Именно! И-мен-но! Андерсен — наш кумир. Но он известен зрителю прежде всего в переложениях Шварца. Шварц, конечно, блестящ, но, на наш современный взгляд, излишне традиционен. И вот Шурик сочинил по знаменитым сказкам свою пьесу. А в пьесе есть пролог. Там к сочинителю дождливым вечером приходит промокший кудрявый мальчик. Сочинитель отогревает его, а этот негодник вместо благодарности ранит беднягу в сердце стрелой. Как вы догадываетесь, стрелой любви. Потому что он не кто иной, как Амур… Наша труппа, как я уже упоминал, полна талантами, но взрословата. Нужен ребенок…
— Не буду я Амуром, — вдруг сообщил с пушки Николка. — Амуры голые. Я видел на картинке.
— М-да… — Демид зачесал лысину.
— Тебе сделают спереди листик, — язвительно пообещал Гошка. — Подорожник.
— Себе сделай. Лопух…
Мы запереглядывались и захихикали. Все, кроме Гошки. Младший братец-то был не без юмора. Интересно: назвал он лопухом Гошку или посоветовал ему лопух вместо подорожника?
— Мы тебе сошьем зеленые штанишки, — пообещала Маргарита. — С крылышками на лямках. Так будет даже забавнее.
— А на штанишках все равно листик, — злорадно добавил Гошка. Николка не удостоил его взглядом.
— А лук будет настоящий?
— Разумеется! — обрадовался Демид. — И после спектакля ты получишь его в награду.
— Тогда ладно.
Маргарита стала угощать нас чаем в больших фаянсовых кружках. С мелкими черными сухариками. Было уже поздно, однако мы не устояли перед соблазном. Сели на чурбаки у огонька.
Огонь был добрый. От ласкового тепла у меня даже перестали чесаться изжаленные в зарослях ноги. В этот почти летний вечер я был в старых обгорелых штанах, а под мостами и у заборов ожила задубевшая было крапива и перед окончательной гибелью кусалась по-крокодильи. К тому же и я, и Вячик, и Гошка были в репьях — теперь мы их отцепляли и бросали в камин.
На Николку больше никто не досадовал. Гошка обещал поговорить с родителями и привести «этого окаянного бомжа» на репетицию.
— Только вы следите за ним…
Демид прижал кружку к груди и поклялся.
На улице Гошка сказал:
— А я тебя помню. Вы с бабушкой нам рамку заказывали.
— Я тебя тоже узнал.
— А почему вы не звоните?
— Бабушка ваш номер посеяла.
— А отец ногу сломал. Второй месяц дома сидит. Но рамку сделал! Поехали к нам!
— Поздно сегодня. Дома будет мне «рамка»…
Но тут выяснилось, что Гошка и Николка живут в квартале от Насти. Мне все равно надо было вернуть ей «Каму».
Гошка сел на «Каму» и хотел устроить Николку на багажнике. Но тот вдруг заявил:
— Хочу с ним! — И ко мне (мы с Вячиком собирались ехать на его велосипеде). Непонятно, отчего он так. Может, все еще дулся на брата?
Спорить было некогда. Вячик сел к Гошке, а Николку я посадил перед собой, на раму дребезжащего «Прогресса».
Покатили с ветерком. Николка сидел тихо. Но когда ехали вдоль длинного неровного забора, этот малыш вдруг сказал:
— А ты знаешь, что этот забор на самом деле поезд?
Яне стал допытываться: почему поезд? Ответил: «Конечно».
Над забором катилась, не отставая от нас, выпуклая луна. Николкина макушка была рядом с моим подбородком. Его локоны отчего-то пахли сухой теплой травой…
Наконец приехали, отдали «Каму» Насте. Она уже волновалась.
— Не за велосипед, а за вас, дурни…
Через две минуты мы оказались дома у Гошки и Николки.
Их мама — пожилая, но маленькая, как девочка, — коротко возрыдала над вернувшимся блудным сыном.
— Бродяга ты бессовестный! Не смей больше…
Гошка повел нас в комнату. Там, взгромоздив загипсованную ногу на табурет, полулежал на диване знакомый клочко-вато-бородатый мастер. Завозился.
— Ну что? Отыскался обормот? Доберусь я до него однажды. Кабы не нога…
Заметно было, что он приложился к бутылочке, слегка пахло спиртным. Но больше пахло деревом, стружками.
— Папа, ребята помогали Николку искать. Ты вот его, Аль-ку, помнишь? Он с бабушкой рамку заказывал.
— А! Ну как же! Гошик, дай с полки!
Гошка грузно встал на табурет у стеллажа со всяким инструментами и фигурками из желтого дерева. Потом спрыгнул (мигнули лампочки).
— Вот…
Рамка была как прежняя. Ну, только лак свежий. Узоры — в точности. Я взял ее в ладони, пригляделся. Она, кажется, была склеена не только в углах, но и пополам — где верхний и нижний бруски.
Гошкин отец опять повозился и сказал с удовольствием:
— Заметил? Я не стал делать ее новую целиком, а заменил сгоревшую половину. Можно считать, что это отреставрированное изделие. Так оно, наверно, лучше? Семейная реликвия все-таки…
— Ух ты… — Я побаюкал рамку, как котенка. — Бабушка просто растает…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!