Пепел Вавилона - Джеймс Кори

– Ну, – заметил Алекс, – будем надеяться, в этот раз обойдется без пиратства.

– Она возьмется за эту работу? – спросила Бобби.

– Дозревает, – сказала Наоми. – Совещание вышло долгим.

– А мы что? – спросила Кларисса. В ее голосе звучал ужас, гулкая пустота. – Что нам теперь делать?

– Мы вступим в союз, – объяснил Холден. – То есть здесь, в семье еще надо проголосовать, но, по-моему, странно создать новый проект колоний и не участвовать в нем. А для хорошего корабля будет полно работы. У нас хороший корабль.

Кларисса стрельнула глазами на Наоми и с почти явной улыбкой отвела взгляд. Джим не понял, о чем она спрашивала: «Теперь, когда войне конец, для меня здесь найдется место?» И не понял, что ответил – да. Для него это разумелось само собой, потому Кларисса ему и поверила. Наоми сунула девушке салфетку, чтобы не пришлось утирать глаза обшлагом.

– Я считаю, – заговорил Алекс, – надо браться за сопровождение колонистских кораблей. И позаботиться, чтобы руда из колоний попадала туда, куда направлялась.

– Да и в системе будет обширная торговля, – вставил Амос. – Не обязательно выходить за врата.

– Угу, – согласился Алекс. – Хотя за ними столько планет, что за всю жизнь не пересмотришь. Я бы не прочь хоть на некоторых побывать.

Вернулся официант, принес джин для Джима и крепкое пиво для нее. Наоми хотела расплатиться, но трансакция уже обнулилась. Официант с улыбкой покачал головой: «За счет заведения». Наоми благодарно кивнула. Джим уже пил.

Одна только Бобби молчала, обхватив ладонью стакан. Алекс с Амосом наперебой рассказывали Клариссе про Новую Терру и собирались в новые миры. Джим пил и вставлял словцо-другое – политическое собрание уже стиралось из памяти, и плечи у него понемножку расслаблялись. А Бобби замкнулась в себе, и наконец Наоми, допив вторую рюмку, за руку оттянула марсианку в сторону.

– Ты в порядке?

– Да, – отозвалась Бобби голосом, подразумевавшим «нет». – Просто с проектом терраформирования покончено, верно? В смысле, я и раньше знала, но… не знаю. Пока мы все пытались чем-то помочь, отвлеклась. А это соглашение, которое они пробили. Оно определило, что будет дальше.

– Да уж, – согласилась Наоми. – И будет все иначе.

– Сколько себя помню, мы меняли Марс. Создавали пригодную для жизни экосистему… просто все было ради нее. Слушаю про эти законы и правила, определяющие, что обратного пути нет… и не знаю. До меня вроде как дошло, что в самом деле конец.

– Да, наверное, – сказала Наоми, но Бобби продолжала, словно не заметила. Как будто впервые заговорила вслух и, услышав себя, поняла, о чем думает:

– Ведь Инарос и остальные из Свободного флота, они не за права астеров и не за политическое признание дрались. Они пытались вернуть прошлое. То, чем они всегда были. Да, хотели при этом оказаться на вершине, но… Земле больше не быть домом человечества. И Марсу не быть Марсом, каким я его знала. И астерам не быть астерами. Они станут… чем? Торговыми магнатами? Даже не представляю.

– Никто не представляет. – Наоми повела марсианку дальше. Бобби, похоже, не замечала, что ее куда-то ведут. – Но мы узнаем.

– Я не понимаю, кто я в этом мире.

– И я тоже. Никто из нас не понимает. Но я знаю, что есть мой корабль. И на нем моя маленькая семья.

– Да, это похоже на будущее.

– Вот и хорошо. – Наоми сунула Бобби микрофон. – Выбирай песню.

С пересменком паб стал наполняться, но на Джима с компанией никто не обращал внимания. Даже когда Наоми сорвала овацию за исковерканную версию «Вместе врозь» Дэви Андерсона, они остались для всех просто столиком на шестерых. Приятно было сознавать, что так еще иногда бывает. Под конец вечера на сцену выбралась даже Кларисса. У нее оказался хороший певческий голос, и когда девушка вернулась в зал, за ней попытался приударить местный паренек с татуировкой Лока Грейга, но Бобби мягко дала ему понять, что тут ловить нечего.

Они возвращались в доки трубой, заняв полвагона, все еще навеселе. Говорили громко, смеялись без причины. У Алекса стал заметнее протяжный выговор долины Маринера, и Бобби его передразнивала, а потом оба начали пародировать сами себя. Джим, державшийся чуть в стороне от веселья и притом каким-то образом остававшийся его центром, откинулся на дребезжащую стену вагона, закинул руки за голову, прикрыл глаза. Наоми толком не понимала, что происходит с ней, Джимом и остальными, пока они не вернулись на корабль. Увидеть стоящий в зажимах «Роси» оказалось как упасть в знакомые объятия. Все они ликовали потому, что ликовал Джим. А тот был вне себя от радости, что в кои-то веки избежал ответственности за судьбу человечества.

Право, был повод праздновать.

На борту вся компания собралась в камбузе – расходиться еще не хотелось. Кларисса сварила себе чаю, а спиртного больше не пили. Алекс, прислонившись спиной к стене, рассказал, как в учебный лагерь на горе Олимп явилась матушка одного из новобранцев с жалобой, что сержант нагрубил ее сыночку. Дослушав, Бобби припомнила, как они всем взводом отравились в столовой, но подначили друг друга все равно выйти на учения и целый день блевали себе в шлемы. Все дружно хохотали, делясь с друг другом кусочками прежних жизней. До того, как их домом стал «Росинант».

Наконец Алекс, не прерывая течения беседы, сготовил на всех курицу под арахисовым соусом и, пока Кларисса смешила всех рассказом о тюремной литературной студии, пустил по кругу миски. Наоми ела вилкой, прислонившись к плечу Джима. Соус был приготовлен не по-астерски, но вкусно.

Она чувствовала, что Джим еле держится. Он молчал, но Наоми видела – по тому, как он дышал и бессознательно притопывал ногой, будто ребенок, когда старается не уснуть за взрослой беседой. Она и сама вымоталась: день выдался долгим, и ставки были высоки. Оставшееся после паба легкое опьянение сходило, и в суставы пробиралась глубокая мутная усталость. Но и оборвать эту минуту не хотелось – жаль было терять каждую минуту с этими людьми, в этом месте, хотя рано или поздно вечер должен был кончиться. Нет, не хотя. Потому что.

Потому что рано или поздно кончается все. Ничто не вечно. Ни мир. Ни война. Ничто.

Она поднялась первой. Собрала пустые миски – свою, Джима и Бобби – и отправила в утилизатор. Потянулась, зевнула и подала руку Джиму. Тот понял намек. Алекс, не прерывая рассказа о музыкальном спектакле, виденном еще в годы службы на Титане, кивнул им – спокойной ночи. Наоми отвела Джима к лифту, от лифта к каюте, а вслед им неслись взрывы смеха – слабели вдалеке, но не замолкали. Пока что.

Джим упал на койку марионеткой с перерезанными нитями, закрыл локтем глаза и застонал. В таком свете он снова выглядел мальчишкой. Щетина на шее и вдоль подбородка редкая и неровная, как первый пушок. Наоми помнила времена, когда тело Джима манило ее как наркотик. Так манило, что она пошла на риск остаться с ним. Он тогда не знал, какой это для нее рывок. Он, пожалуй, и до сих пор не знал. Иные секреты остаются секретами, даже когда о них расскажешь. Джим снова застонал, убрал руку, взглянул на нее. В его улыбке изнеможение мешалось с восторгом. Усталость – от того, что пришлось пройти. Радость – за то, чего добились. И от того, что они оба здесь.